К постановке «Ромео и Джульетты», к сочинению хореографии я приступал переполненный сомнениями и опасениями. Работал, забыв об отпуске, потеряв счет времени. Было все: и паника, и депрессия. Готов был сушить сухари, чтобы в случае провала бежать из театра с черного хода. Но все обошлось: публика хорошо приняла прокофьевский балет.

В хореографии я не использовал ни одной цитаты, хотя просмотрел множество постановок: Леонида Лавровского, Кеннета МакМиллана, Юрия Григоровича… Это были прекрасные, выдающиеся для своего времени постановки, но прошло много лет, и сегодня они воспринимаются как старые, добрые советские фильмы. В них есть наивность, чрезмерный пафос, некоторые мизансцены затянуты, мужской танец на втором плане. Техническая оснащенность артистов балета выросла, новое время требует нового прочтения балета Прокофьева. Я постарался сделать его более динамичным, энергичным. Объединил второй и третий акты, устранил повторы, затянутость финальных сцен, наконец, сделал кордебалет полноправным действующим лицом. Все темы при этом были, конечно же, сохранены: от Шекспира никуда не уйдешь. Музыкальная ткань балета от сокращений не пострадала. Мы, я и музыкальный руководитель постановки Роберт Лютер, тесно общались и сделали купюры с большой осторожностью и деликатностью, чтобы не нанести ущерба гениальной музыке Прокофьева.

– Мне кажется, в своей постановке вы усилили, выделили роль Тибальда.

– Здесь, наверное, сказалось влияние Григоровича, который в «Лебедином озере» расширил поле действия Злого гения. Он равен, не уступает силам добра, является как бы тенью, вторым «я» принца Зигфрида.

Зло, к сожалению, многолико, вездесуще, вечно, и Тибальд в «Ромео и Джульетте» как воплощение нетерпимости, агрессии еще раз напоминает об этом.

– Некоторые уфимцы – поклонники балетного искусства – хотели бы увидеть на сцене театра современный или, что еще интереснее, авангардный балет.

– Я думаю, таких уфимцев немного. Большинство отдает предпочтение классике: ведь до сих пор наиболее посещаемый балет – «Лебединое озеро». Иметь один-два авангардных балета в репертуаре театра было бы неплохо, но здесь проблема с хореографом-постановщиком. В России балетмейстеры-модернисты в дефиците.

Что же касается современного балета, то он появился в нашем репертуаре. Это «Ромео и Джульетта». Прокофьев написал музыку балета в 1936 году, в 1938 году он был поставлен в Брно (Чехословакия), но «Ромео и Джульетта», произведение гения, воспринимается как балет ХХI века. Сравните его с «Лебединым озером», «Щелкунчиком», «Баядеркой», и вы убедитесь, что так оно и есть. В основе его хореографии – классика, но без сентиментальности, сусальности, романтических ходуль. Что и делает его современным.

– Благодаря хореографическому училищу, в балетной труппе оперного театра нет, очевидно, проблем с кордебалетом?

– И «да», и «нет». С одной стороны, кордебалет вроде бы укомплектован на все сто процентов и проблемы нет. С другой, проблема существует, потому что солисты балета, кордебалет – это живые люди. Кто-то ушел в декрет или послеродовой отпуск. Кого-то преследуют травмы. Многие учатся в гуманитарных вузах. Молодежь теперь дальновидная. В жизни балерины, танцовщика рано или поздно наступает драматический, очень болезненный момент: надо уходить со сцены. Куда?

Я почти сразу же по окончании Пермского хореографического училища стал «танцующим тренером», был солистом и одновременно педагогом-репетитором, у меня была вторая профессия, запасной аэродром. Тем не менее, когда мне пришлось оставить сцену, я целый год чувствовал себя опустошенным. Казалось, жизнь окончена, потеряла всякий смысл. Можно только приветствовать, что молодые балерины и танцовщики уже сейчас думают о своем будущем. Они уезжают на сессию, а у меня появляется головная боль: надо искать замену. Впрочем, все это проза нашего «производства».