"Барон, – начал герцог Максимилиан, отложив серебряную вилку, и в его голосе появились жесткие нотки, – я слышал некоторые слухи о слишком частых встречах вашего сына с моей дочерью."

Барон фон Ледебур, человек опытный и осторожный, сделал вид, что не понимает, о чем идет речь. "Герцог, молодые люди всегда найдут общий язык. Что тут такого?" – ответил он с напускным безразличием.

Но герцог не был настроен на шутки. "Не притворяйтесь, барон. Речь идет о чем-то большем, чем просто дружеское общение. Я не допущу легкомысленных увлечений моей дочери бароном из вашего рода." В его голосе зазвучало открытое презрение.

Барон нахмурился. "Позвольте, герцог, какой тон? Мой род конечно менее знатен, чем ваш. Но мой сын – вполне достойная партия для любой девушки."

"Достойная? Для герцогини? Не смешите меня, барон. У меня другие планы на будущее моей дочери. Я не намерен разменивать ее на барона, пусть даже и молодого и перспективного." Герцог уже не скрывал своего гнева.

"Вы смеете оскорблять мой род? – вспылил барон , вставая из-за стола. – Я не позволю вам так разговаривать о моем сыне, о моем роде в таком тоне!"

"А я не позволю вашему сыну крутить романы с моей дочерью! – ответил герцог, поднимаясь навстречу барону. – Это конец. Забудьте о всяких встречах и мечтах о родстве между нашими семьями!"

Громкие голоса родителей, полные гнева и презрения, достигли ушей Элеоноры, которая случайно оказалась неподалеку от столовой. Сердце ее упало. Она поняла, что произошло непоправимое. Родительская ссора разрубила нить их надежд, похоронив мечты о совместном будущем. Слезы задушили ее, и она бросилась в свою комнату, захлопнув дверь и опустившись на кровать в отчаянии. Мир рухнул в одночасье, оставив лишь боль и пустоту в ее юном сердце.

После рокового обеда в замке баварских герцогов, жизнь Элеоноры-Софии словно погрузилась во тьму. Запертая в своей комнате по приказу отца, она чувствовала себя птицей в золотой клетке. Роскошь окружения – шелка, кружева, зеркала – казалась теперь издевкой, напоминанием о свободе, которой она лишилась. Слезы не высыхали на ее щеках, а сердце разрывалось от боли и отчаяния. Мир сузился до стен ее комнаты, и единственным окном в этот мир оставалось окно, выходящее в замковый парк, где еще совсем недавно звучал шепот любви и звуки смеха.

***

Однажды вечером, когда Бертольд сидел в своей комнате, погруженный в мрачные мысли, в дверь постучал его отец, барон Отто. Он вошел в комнату, опустился в кресло напротив сына, он тяжело вздохнул, глядя на сына.

– Бертольд, – начал он, – я должен тебе кое-что рассказать.

Он рассказал сыну о злополучном обеде с герцогом Максимилианом. О решении герцога уберечь дочь от связи с представителем более низкого сословия. Максимилиан, известный своим высокомерием считает для его дочери, герцогини Элеоноры, такой союз был бы мезальянсом.

– Я пытался его вразумить, – сказал барон сыну, – но он и слушать ничего не хотел. Он считает, что ты недостойная партия для его дочери.

Бертольд слушал отца, чувствуя, как в груди поднимается волна гнева и отчаяния. Он понимал, что отец сделал все, что мог, но это не утешало его. Он чувствовал , что теряет Элеонору, и не знал что он может сделать, как спасти их любовь.

В это мрачное время родители Бертольда, желая отвлечь сына от мучительных переживаний и укрепить его будущее, приняли решение отправить его на учебу в Вену. Венский университет, особенно его медицинский факультет, считался одним из лучших в Европе, и успешное образование открывало перед молодым бароном блестящие перспективы. Для Бертольда же отъезд в Вену был равносилен ссылке, но он понимал, что противиться воле родителей бессмысленно. К тому же, в глубине души он надеялся, что разлука и новые занятия помогут ему унять душевную боль и заглушить воспоминания о потерянной любви.