Домовой видел её, но не глазами, а каким-то другим, свойственным сказочным существам, образом. Видел так хорошо, что мог разглядеть пламенеющий прыщ над верхней губой.

Ксюха Новосёлова прошлась по комнате, озираясь по сторонам, задержала на секунду взгляд своих кукольных, бледно-голубых, словно нарисованных глаз на книжных полках, заставленных различными томами. Зачем-то прошла в ванную, проверила, как работает сантехника. Вернулась в комнату, поковыряла ногтем обои на стене. На лице Ксении была некая странная смесь выражения брезгливости и деловитой сосредоточенности. Пройдя на кухню, она присела на табурет, предварительно вытерев его кухонным полотенцем, и задумчиво закурила, поглядывая на огонёк тонкой сигареты.

У Афони, который не видел Новосёлову-младшую, но чувствовал её присутствие, стало как-то неспокойно на душе. Он заворочался в своём углу, под обоями, и случайно заехал локтем в крутой лоб Сатирику. Тот коротко мекнул и взлягнул ногами. Стены квартиры пошли мелкой зыбью, словно морская гладь при лёгком ветерке. От потолка кухни отделился средних размеров кусок штукатурки и шмякнулся прямо в блондинистые дебри Ксюхиной прически. Девица пронзительно взвизгнула, вскочила, опрокинув табурет, и опрометью выскочила из квартиры, держась за голову и проклиная «рассыпающуюся, гнилую конуру».

Как только дверь захлопнулась, Афанасий выбрался из своего угла. За ним, цокая копытцами, вышел сатир.

– Вот стерва, дом она к рукам прибрать хочет! – обращаясь то ли к своему товарищу, то ли к себе самому, пробормотал Афанасий. – Андрей Андреевич совсем плох, значить, эта стерва надеется… А там, либо сама въедет, либо жильцов каких пустит… Не допущу! – вскрикнул домовой, выпрямил обыкновенно сгорбленную спину и сверкнул глазами столь грозно, что даже щебечущие на своём шкафу канарейки притихли, а сатир невольно отступил назад.

– Хозяина, хозяина моего сыскать надо, куды его доктора запрятали? Посоветоваться с ним надо. Да и видеть его хочу… Скучаю, мочи нет! Поможешь старику, Сатирушка? – произнёс Афоня уже совсем другим, по-старчески жалобным голосом.

Сатир ухмыльнулся, поскрёб в затылке и энергично кивнул.

– А пока, может, ещё чаю? – домовой сделал широкий жест рукой в сторону кухни.

– Спасибо, не откажусь, почтенный Анаси! – ответил сатир с улыбочкой и бодро поскакал на кухню. Спустя всего секунду, оттуда донеслись сочный хруст и довольное чавкание. Афанасий всплеснул руками и поспешил вслед за сорванцом.

– Сатирик, кому сказано было, цветы не трогать! – крикнул домовой. На ходу, схватив со стола скомканное кухонное полотенце, он швырнул им в сатира; рогатый нахал, воспользовавшись тем, что Афанасий замешкался в дверях, успел уже сжевать едва не половину хозяйской герани. Застигнутый «на месте преступления», Сатирик, хихикая и дурачась, легко вскочил на подоконник, оттуда птицей перелетел на стол и начал там весело приплясывать, строя домовому рожи. Афанасий махнул рукой, крякнул, аккуратно повесил полотенце на гвоздик и, отвернувшись, чтобы не видеть «сатирические» кривляния, начал смотреть в окно.

– Ох, и намучаюсь я с этим мальчишкой! – думал домовой. – А с другой стороны, – он обернулся и посмотрел на Сатирика уже тепло, по-отечески, – кто ж воспитает этого рогатого шалопая, если не я? Ничего, попривыкнет малость, глядишь – славным помощником мне будет… А пока отдохну немного. Староват я для таких приключений, ой, староват…

Домовой пошёл в комнату и тихонько включил телевизор. Скоро должен был начаться его любимый детективный сериал. Афоня удобно устроился на диване и приготовился смотреть. Сатир вошёл вслед за ним и развалился рядом, на ковре. Афоня ласково потрепал его по голове и окунулся в сериальный мир погонь, драк и стрельбы.