– Ну, что ж, раз надо для дела, тогда капитуляция! – так же весело воскликнул дядя Казимир, – но без контрибуций! – добавил он и, обволакивая Марселину липким взглядом, сладко пропел: – Так, о работе ни слова?..

– Кстати о контрибуциях… – перехватив инициативу, не без сарказма произнёс Антон, – Вы бы, дядюшка, чем людей бодать, лучше коньячку бы раздобыли. У вас явно булькает в закромах. И слюнки, слюнки!..

– Да-да, я всё понял, Паладушка, а булькает во мне вчерашняя отрыжка! – старый художник затрясся в беззвучном смехе. – Хотя могу предложить господам горячий кофе – у меня термос. – Дядя Казимир ловко шаркнул ножкой.

– Тащи!..

Казимир Иванович, неопределённо хмыкнув в густые усы, присел у своей сумки.

– А это ещё кто? – появившаяся под колоннадой Ленка в упор глядела на недавнюю жертву, – это не тебя сейчас малолетки под аркой тромбили?

– Ты, Лена, как сама неожиданность, да ещё вся в жёлтом!.. – язвительно заметил Казимир Иванович, подавая потерпевшей кофе.

– Ну, ё-моё!.. – напевно произнесла Ленка, со вниманием оглядывая компанию, – какие мы здесь все белые да пушистые, да!..

– Зузы принесла? – прервал её восклицания Антон.

– Твой гонорар, – протянула деньги Ленка, – трояк, что ты мне обещал, я уже отщипнула и ещё комиссионные оставила. Мелочь… ты же не против?

– А, как насчёт подоходного налога? – с усмешкой произнёс Антон. – А ещё за бездетность!..

– Что, уже жаба душит? – зло огрызнулась художница, – а, Паладьев? Нешто сдавила?..

– Сдохла! – подняв кверху руки, рассмеялся Антон. – Тебя увидела и!..

– Гад! – констатировала Ленка.

– Может, пойдём? – тревожный взгляд Марселины вернул Антона к действительности.

– Всё! – спохватившись, воскликнул тот. – Идём! Лена, солнце, – проворковал, ласково глядя на художницу, – посмотри за вещами. Я скоро! Одна нога!..

– Знаю вашу ногу, – отрезала Ленка, – изучила!

Казимир Иваныч и мне кофейку, если можно!

– Вот заноза! – пробасил дядя Казимир.

– Ну, вперёд! – воскликнул Антон и почти неслышно добавил: – Аквила нон каптат мускус1.

Они встали и, лавируя между мольбертами, направились к выходу на проспект. Девушка, обеими руками прижимая к груди сумочку и близоруко щурясь, шла вслед за ним.

– Так ты, значит, аквила, а я, выходит, всё-таки, не мускус? – произнесла она с весёлой иронией.

– Конечно, нет! – ничуть не смутившись, ответил Антон, – какая же ты муха! Христо! – окликнул он

оживлённо жестикулирующего перед неподвижным лицом Натальи Христофора, – посмотри за вещами! Через полчаса буду!

Христофор, не отвлекаясь от разговора, махнул рукой:

– Иди уже!..

В тот же миг перед Антоном, словно из-под земли, появился весь всклоченный, огнём дышащий Прохор, страшно ворочая глазными яблоками, свирепо зарычал:

– Тоха – пятёра… ты обещал! – его русая, в мелких завитках, борода вся выпрямилась, и теперь торчала в разные стороны, как старая, выметенная до черенка метла.

– Господи, г-гаф! Откуда? – по-гусарски грассируя, воскликнул немедленно развеселившийся Антон, – из каких кгаёв?!

– Некогда! – хватая из его рук пятирублёвую купюру, сипло прохрипел Проша, – я тут… там!.. Я, это!.. А! – махнул рукой. – Потом! – и исчез, как испарился.

– Каков типаж! – воскликнула Марселина, – это же чудо типаж!

– Глыба, матушка, глыба! – торжествующе улыбался Антон, – ты посиди тут на Невском, та…

В ту же секунду тошкины плечи будто взорвались изнутри, Антон было рванулся, но тут же новая боль согнула тело пополам. Через мгновение он уже сидел в милицейском Газике.

«ОднаждыФ. М. Достоевский, царствоему небесное, поймалнаулицекота. Емунадобыложивого котадля