К греку немедленно подскочил чумазый, с наглыми слюдяными глазками заморыш:

– А тебе, дяденька, может, яички подрезать? – присев на одну ногу, по-стариковски прошепелявил он. – Тоньче голосок будет! А? Ты не боись, я хурург, у меня и ножичек есть. Я операцию не больно сделаю: чик, и ты чик-чирик, чик-чирик! – беспризорник по- воробьиному, на одной ножке запрыгал вокруг Христафора. Вся орава покатилась со смеху.

– Погоди! – осадил вмиг вспыхнувшего грека Антон. – Свисток! – окликнул он, стоявшего в сторонке, одетого в несуразно длинную куртку, мальчугана: – Пади-ка сюда.

– Ну, чего тебе? – не сдвинувшись с места, вильнул бедром беспризорник.

– Выгуливаешь? – показал глазами на расшумевшихся сорванцов Антон.

– А то!..

– Не устали?

– А тебе что за интерес? – задравши нос, Свисток неприязненно смотрел на художника сквозь, осенённые редкими ресницами, полуопущенные веки,

– не то в начальниках тут?

– Куда уж мне, – недобро усмехнувшись, проговорил Антон, – такого ферзя как ты, во всей округе не сыщешь!

– И чего тогда?

– Так, ничего, – улыбнулся Антон. – Валить бы тебе отсель, твоё величие, пока есть на чём!

– Грозишь? – хищно оскалился беспризорник. Но, неожиданно глазки его затравленно забегали: к месту противостояния потянулись угрюмые бородатые художники. И вдруг зло, с остервенением, мальчишка выкрикнул: – Кровью умоешься, вы все здесь умоетесь!

– Дуй отсюда! – сквозь зубы процедил Антон, – и бригаду свою не забудь – расчирикались!..

– Мы-то, может, и пойдём, а вот Невский-то, он тесный! – прищурившись, ухмыльнулся Свисток. – Айда пацаны! – махнул рукой, – здесь тухлятиной

завоняло! А кому-то жить надоело! – закричал он хохоча.

– А кому-то жить надоело! – подхватила толпа сорванцов. – А кому-то жить надоело!

«Кто вы? – печально думал, глядя вслед удаляющимся мальчишкам, Антон. – Откуда? Куда идёте? Кому вы нужны? Кто ответит? Господи, может, ты? А!» – он крепко сжал зубы и резко повернувшись, увидел перед собой лоснящееся от удовольствия лицо грека. «Утешитель хренов!» – в сердцах подумал Антон и резко дёрнул товарища за рукав.

– Тебе чего? – нехорошо сверкнул глазами Христофор.

– Так, ничего, – с безразличным лицом произнёс Антон, – тут Наташка тобой любуется.

– Где? – не смея глянуть по сторонам, прошипел мгновенно изменившийся в лице грек.

– У колонны, не      видишь? Поздоровайся хоть, изменщик.

– Тоха, спасай!

– Дуй      отсюда,      –      процедил      сквозь      зубы      Антон,      – прометёшь – для меня старался.

– Не поверит!..

– Вали уже – не поверит!.. А ты?.. – повернулся он к оставшейся в одиночестве девушке, – чего ждёшь? Ещё хочется?

– Нет! – кротко ответила она и, печально вздохнув, нерешительно направилась к выходу на проспект, однако, не сделав и трёх шагов, вдруг остановилась и, повернувшись лицом к Антону и глянув на него

своими      большими      лучистыми      глазами,      тихо произнесла:

– Понимаете, мне совсем некуда идти.

Если бы человека скрестили с котом,этоулучшилобычеловека,

ноухудшилокота.

МаркТвен.

Всё,чтотакщедродаётбратьямнашимменьшимматьприрода,какизвестно,идётимтольковдело.Такчтоничегодурного,несчитаялегкомысленного любопытства и излишнего азарта,в нём не было. Он был здоров, насколько может бытьздоровым молодой уличный кот, и удачлив, немалоблагодарясвоей,частьюврождённой,нобольшейчастьюприобретённой,логике.Хотя,нельзясбрасывать со счетов и благосклонного отношенияк нему его величества Господина Случая (кошачьего,конечно).Векуличногокота,какизвестно,короток.

В его крови гуляли все, кому не лень: и сибиряки,ибританцы,и палевые, и серо-буро-малиновые, и Бог