– Что значит: вы одна и ничего не успеваете? А почему тогда ваша сменщица Лидия Семеновна всё успевает?

Полная и румяная женщина в белом халате и высоком колпаке, с жидкими, завязанными на сальном затылке в пучок волосами, активно помешивая огромным черпаком в блестящей кастрюле что-то сильно парящее, глянула на мужчину средних лет, одетого в джинсы и белую рубашку взглядом, в котором совершенно не было ни вины, ни раскаянья, и ответила, прежде громко постучав черпаком по ободку кастрюли:

– А потому, что Лидия Семеновна ваша родилась с пропеллером в одном месте! А я, как видите, дама тучная, и порхать здесь бабочкой у меня не получается. Я работаю! И работаю не хуже вашей Лидии Семёновны! Но на кухне должен быть помощник повара! Вы же с этим согласны, Григорий Иванович?

– Согласен, конечно, – отвечал ей мужчина, в этот момент вытянув шею и заглядывая в кастрюлю – но нет у меня сейчас человека на это место. Ищем. А пока вам и посудомойка тётя Глаша не отказывается помогать. Ведь это так?

– Так! Но мне нужен помощник повара, а ваша посудомойка полдня тратит на то, чтобы всех котов местных накормить! И ведь это вы сами, Григорий Иванович, позволяете ей это делать!

Мужчина вздохнул, оглядел кухню, удушающее пахнущую подгорелым молоком, внимательным взглядом и ответил поварихе устало:

– Да, Варвара Семеновна. Я разрешаю тете Глаше кормить наших котов, но, насколько я вижу, она успевает и свою работу делать, и вам помогать. Ведь даже сейчас она сидит в подсобке и чистит овощи на ужин, а вы митингуете и задерживаете завтрак!

– А потому что не буду я еще раз варить кашу, дорогой Григорий Иванович! Она тогда у меня в калькуляцию не войдёт! Ничего, съедят и такую! Подумаешь, немного подгорела.

– Не съедят. И калькуляция ваша прекрасно сойдётся. Я вам даю полчаса, чтобы приготовить нормальный завтрак на наших пятьдесят несчастных стариков! И если вы еще будете возмущаться и дальше я вас, Варвара Семеновна…

– Хорошо! ХОРОШО! Сварю я еще раз кашу! Давайте только без угроз, пожалуйста, Григорий Иванович! У меня итак сегодня скакануло давление. Я бы могла и на больничный уйти, между прочим!…

Надя всё ждала, что её, стоящую в широких, распахнутых дверях столовой заметят, но безуспешно. Понимая, что неприлично вот так стоять и слушать чужой разговор, она решила сама обратить на себя внимание, громко со всеми поздоровавшись.

На её приветствие и Григорий Иванович и Варвара Семеновна (теперь Надя уже знает имена всех присутствующих) сразу обернулись, поздоровались в ответ.

Григорий Иванович, догадавшись, что к ним пришла студентка на практику (он лично, как директор этого учреждения разговаривал с педагогом училища), произнес, приветливо улыбаясь девушке:

– О! А вот и помощница вам прибыла, Варвара Семеновна. Встречайте!

– Без колпака и формы на мою кухню чтоб ни ногой! Раздевалка прямо по коридору и налево! – скомандовала повариха строгим, недовольным голосом, и Надя, лишь согласно кивнув головой, попятилась к выходу.

Уже в коридоре её окликнул Григорий Иванович

Когда они оказались друг напротив друга в этом широком коридоре, в котором живёт эхо, Григорий Иванович произнес, посмотрев в зелёные, лучистые глаза этой совсем еще молоденькой девушки :

– Напомни мне своё имя, пожалуйста.

– Надя. Надежда Одинцова.

– Очень приятно, Надя. А я Григорий Иванович, директор этого Дома. Прежде чем приступить к практике на кухне, я прошу тебя сейчас пройти со мной в мой кабинет. Мне необходимо провести вводный инструктаж и озвучить наши внутренние правила. Сама понимаешь, Наденька, у нас здесь не совсем обычное место. Ну что? Идём?