Сразу представляем образ Урала-батюшки: седые скалы, спокойные сила и мощь, хвойные лапы на ветру. Примерно так и есть на самом деле.

Формально мы живем в деревне, здесь есть улицы с красивыми названиями: Грибная, Нагорная, Родниковая, Таежная. Но от деревни наши 20 участков отделяет река. И это река с характером. Летом она по колено, а где и того мельче, по щиколотку будет. О плавании и речи не идет, надо знать глубокие места, чтобы хоть окунуться можно было. Но течение сильное, как гидромассаж.

По весне же скромная речка превращается в грозную силу: не раз сносила мост, так что приходилось устраивать переправу на катамаране, а потом в низкую воду ездить через брод. Был трагический случай, когда на сплаве погибла туристка-водница. С нашей рекой не шутят. Временами в половодье она и вовсе выходит из берегов и отрезает поселение от Большой земли. Но это не надолго, и если мост устоял, такой разлив – лишь небольшое приключение и повод похвастаться изумленным гостям разбросанными далеким-далеко от реки глыбами речного льда.

Окрестные жители приезжают сюда купаться, но через мост на нашу сторону переходят редко, у них нет здесь дел. Да и самих деревенских осталось мало, по последней переписи в деревне числятся всего 40 человек от 84 жителей в начале века. Дома в деревне покупают горожане, живут наездами, у них там свой круг общения, зимой дружно проезжают мимо нас на снегоходах дальше в лес.

За мостом же у нас всего 20 участков, мои соседи тоже приехали сюда за мечтой о жизни в единении с природой, поэтому при всей разнице характеров и взглядов на жизнь мы в чем-то похожи. Но совсем оторваться от города люди не смогли, поэтому в основном живут в лесу наездами.

Наше маленькое поселение – не сказка и не идиллия, конфликты есть, и они с трудом решаются, как и в любом частично изолированном социуме. Но в целом соблюдается баланс: участки у семей большие, поводов ссориться на границе с соседом нет, в случае нужды тебе помогут. В больницу отвезут, из города подбросят. Бывало, что и пожар помогали тушить.

Но шагни вглубь участка – и ты уже один, тебя никто не побеспокоит. Соседей не видно, а слышно издалека только ближайших двух-трех, когда траву косят.

Мой Лесной Дом – самый дальний, он стоит на самой границе земель бывшего леспромхоза. О леспромхозе помнят уже только старожилы, от него остались зарастающие дороги, по которым сейчас ездят изредка только лесники и охотники. И еще там, где в земле много старых опилок, обильно растут вешенки. Никто их специально не высаживал, сами как-то пришли и живут.

Деревья у нас повсюду, открытых полян не так много, и дальше мой участок плавно переходит в лес. Правильнее сказать, что лес везде, и только по колышкам можно определить, где проходит граница владений, визуально это никак не выделяется. Разве что наметанный глаз отличит старые деревья от вновь поднявшегося: с одной стороны дом оттеняют серьезные 30-метровые ели, с другой встают юные жизнерадостные сосенки.

Дом на окраине и соединяет два пространства, и разграничивает их: людской мир с его пересудами, какими-то успешными успехами, трендами и прочими интернетами – и извечный мир природы, укутанный в леса, засыпающий и оживающий по своим сезонным ритмам.

Со стороны фасада к дому ведет наезженная и заботливо подсыпанная рачительным хозяином дорога с удобной площадкой для подвоза дров, сена и прочих нужных для людской жизни запасов. Перед крылечком по обычаю разбиты клумбы с нехитрыми цветочками, чуть поодаль торфяная грядка с голубикой, малина и жимолость.

И здесь все еще, как у людей, на особенное положение дома укажут разве что слишком высокие сосны и ели, согласно кивающие верховому ветру над тыльной стороной добротной крыши. А вот окна просторной кухни уже открываются прямиком в лес, впуская к обеду мшистый запах ельника, перестук дятла и тревожное мелькание солнечных лучей сквозь хвоистые ветви.