– Мама, мы хотим прогуляться по городу, можно?

– Вы хотите пойти одни?

– Мамочка, – Келли надула пухлые губки, – неужели ты думаешь, что мы можем заблудиться в таком маленьком городке? Да и потом, я ведь не одна иду. Алекс пойдет вместе со мной.

– Хорошо, – сдалась Кэтрин, – пожалуй, вы правы. Только, ради бога, будьте осторожнее.

– Хорошо, мам.

– И не забудьте убрать за собой. Молоко в холодильник, а пакет…

– Мамочка, мы всё знаем, – не дала договорить ей Келли, – и вещи я тоже разберу, только позже!

Кэтрин с улыбкой посмотрела по сторонам. Келли была так не похожа на неё. Она больше напоминала Ванессу. Была такой же беззаботной и весёлой. Она словно не жила, а порхала по жизни как красивый мотылек. И ужасно не любила жить по шаблону: когда всё должно быть чисто, правильно, строго. Ей больше нравилось наоборот.

Кэтрин подошла к большому зеркалу. Прямо перед ним, на комоде, стояла одна единственная фотография Ванессы. Кэтрин осторожно, словно боясь обжечься, взяла её в руки. Это было новое фото. Видимо Ванесса сделала его незадолго до смерти. Белокурые волосы обрамляли красивое, совсем ещё юное, несмотря на возраст лицо. Лёгкая улыбка играла на её губах. И лишь взгляд карих глаз был грустным. Именно карих. Дело в том, что Кэтрин и Ванесса были похожи во всем, их никто не мог различить, но было и то, чем они отличались. У неё, Кэтрин, были голубые глаза, а у Ванессы карие. Став старше, Ванесса потребовала, чтобы родители приобрели ей цветные линзы. Ей ужасно нравилось дурачить всех, начиная мальчишками и заканчивая учителями в школе. Со временем, все позабыли, какие на самом деле глаза у Ванессы. Ей и самой нравился её новый образ. И вот здесь, на этом фото, она была без линз.

– Кэтрин?

Кэт вздрогнула и выронила фотографию.

– О боже, Говард, как ты меня напугал!

– Ты здесь? Не думал, что ты так скоро решишься на это.

– Я и сама не ожидала, – усмехнулась Кэтрин, – дети смотрели телевизор и не слышали, как я их звала. Пришлось набраться мужества и вот…

Она подняла фотографию Ванессы и поставила её на прежнее место.

– Ты звала меня? У тебя был очень странный голос, что-то случилось?

– Да, случилось. Пошли в гостиную. Я думаю, там нам будет удобнее говорить.

– Рассказывай, – Говард удобно устроился в кресле с кружкой ароматного кофе.

– Мне кажется, я схожу с ума.

– Так скоро? С чего ты сделала такой вывод?

– Келли сказала, что сегодня ночью я приходила к ней в комнату, чтобы поправить одеяло. Говард, я готова поклясться чем угодно, что не заходила туда ночью. Сразу после твоего ухода мы легли спать. Я несколько часов провела в дороге, за рулем, поэтому так устала, что моментально уснула, и проснулась только утром около девяти часов!

– Может быть, ты просто не помнишь, или Келли показалось?

– Нет, Говард. Я не могла просто так зайти в комнату, где жила, а потом повесилась моя сестра и не заметить этого. Да и Келли так уверенно говорит об этом. Не похоже, чтобы ей показалось.

– Кэтрин, – Говард внимательно посмотрел на девушку, – может, ты всё же уедешь из этого дома?

– Милый Говард, я ведь уже говорила тебе, мне некуда ехать. Этот дом единственное, что у меня есть. Не могу же я скитаться абы где. Я должна думать о детях. Этот городок, конечно, не Сан-Диего, но и в нём можно жить. А этот дом. Он какой-то необыкновенный. В нем есть все, что нужно для счастливой жизни.

– Да уж, необыкновенный.

– Говард, у меня такое странное чувство, что ты что-то скрываешь от меня. Что-то очень важное, от чего зависит не только моя жизнь, но и будущее моих детей.

– Ничего я не скрываю, – Говард устало махнул рукой, – просто у меня дом, в котором так трагически умерло несколько человек, не вызывает такого восторга, как у тебя.