Впрочем, главенство Натана никогда не было абсолютным: партнерство не выродилось в диктатуру. На то имелось несколько причин. Во-первых, самый младший брат Натана, Джеймс – которому в 1815 г. исполнилось всего 23 года, – подчеркнуто не желал подчиняться его воле, он проявлял гораздо больше строптивости, чем остальные три брата. Во время одной особенно тяжелой ссоры в июне 1814 г. Джеймс сохранял хладнокровие и язвительно писал Соломону Коэну, что тот позволяет Натану «диктовать, как обойтись с миллионами, как будто это яблоки и груши». Хотя временами Джеймс и собирался покинуть Париж, маловероятно, что он оставался там только потому, что так приказал ему Натан. Самый младший из пяти братьев был ровней Натану и по темпераменту, и по уму; кроме того, Джеймс обладал преимуществом лучшего образования. Показательно, что именно Джеймс побуждал братьев принять систему двойной бухгалтерии. На самом деле только разница в возрасте обязывала Джеймса в течение двадцати последующих лет уступать брату. Даже признавая главенство Натана, Джеймс держался с ним отнюдь не почтительно. «Главное сейчас – выработать разумный план для Англии, – писал он Натану в марте 1818 г. – И заняться этим придется тебе… Решение я оставляю тебе. Мой долг – главным образом привлекать твое внимание к этому вопросу, а твой долг как главнокомандующего – продумывать решения». Уже в декабре 1816 г. у Карла появился повод жаловаться на нападки Джеймса, который в письмах утверждал, что франкфуртское отделение не приносит достаточно денег. Джеймс проявлял те же черты, что и Натан. Поэтому менее воинственным братьям время от времени приходилось обуздывать Натана, а позже

Джеймса. После одной из самых серьезных неудач в послевоенный период Амшель писал Джеймсу: «Никогда нельзя терять голову. Вот в чем заключается преимущество партнерства. Если один из партнеров выходит из себя, остальные обязаны сохранять спокойствие. Если головы теряют все – тогда спокойной ночи. Надеюсь, что [мое письмо застанет тебя] успокоившимся и что ты поблагодаришь Господа за то, что мы нажили состояние быстрее, чем кто-либо другой».

В самом деле, не раз бывало, что Натан охотно откладывал решение трудного вопроса, заявляя, что ему нужно посоветоваться с братьями. Временами это была просто уловка; но иногда он в самом деле прислушивался к их мнению.

Наконец, как бы они ни ссорились, у братьев не было никого, кому они могли бы так всецело доверять. Известно, что в одном случае, когда Натан забыл жирировать векселя, Соломон подделал его подпись; невозможно представить, чтобы кто-нибудь другой мог так поступить. Даже лучшие клерки держались в шаге позади: когда один из них, по фамилии Фейдель, начал приобретать излишнее влияние на Амшеля, реакцию Карла нельзя назвать иначе как ревностью. И не к таким близким родственникам, особенно зятьям – мужьям сестер или братьям жен, – всегда относились с долей подозрения, как к чужакам, которые хотят вторгнуться в их общество. Джеймс особенно беспокоился, что Натан слишком доверяет родственникам своей жены, Соломону Коэну и Абрахаму Монтефиоре (брату Мозеса), и испытал облегчение, когда узнал, что это не так: «В редких случаях человеку необходимо понимать, что даже то, что говорят ему друзья, – не что иное, как лесть, в которой нет ни единого правдивого слова; уходя от тебя, они смеются над твоей доверчивостью. Что ж, дорогой Натан… ты умен и честен, ты знаешь свет… До того, как пришло твое письмо, с моего сердца упал камень, потому что Соломон сказал, что в Лондоне теперь все по-другому, не только [Абрахаму] Монтефиоре и Соломону Коэну больше не позволяют читать и обсуждать письма и все дела, но даже и Давидсону не позволено так поступать. Теперь все подтвердилось в твоем письме».