Присутствующие дружно забили себя по губам.

Пока Шигэцу произносил свою лукавую речь, лицо академика Варджаи демонстрировало всю гамму обуревавших его чувств: подозрение, тревогу, раздражение, отчаяние, смирение, надежду… И наконец, при последних словах командора, коричневое лицо академика озарилось улыбкой гордости и торжества.

– Приглашаю, дорогие гости, на обзорную экскурсию, – широко развёл руками свежеиспечённый главный капитан. – А затем нас ожидает большой торжественный обед!

Все пошли по дорожке, мощённой плитками серо-жёлтого песчаника, к главному зданию. Оно было сложено, как детская игрушка, из разновысоких кубиков, но вход молодые гении архитектуры оформили вполне классически – с портиком, колоннами и стрельчатыми проёмами. Только парадная дверь неожиданно находилась на уровне второго этажа. Поэтому и вела к ней дугообразная широкая лестница с каменными полированными перилами, на которых там и сям стояли горшки с цветами и небольшие статуи – люди и животные Йеропи.

– На наших глазах рождается новый архитектурный стиль, – сказал Варджаи командору. – Назовём его йеропским ностальгическим стилем.

– Мне нравится, – сказал Шигэцу. – Потом ведь не трудно и перекрасить…

По традиции надо было ещё открыть дверь, отломать ручку и вручить её самому почётному гостю. Обычно ручку крепили двумя деревянными спицами, которые легко ломались. Варджаи с натугой открыл дверь в два человеческих роста – из полимеров, имитирующих грубо обработанную древесину кау. Но витую бронзовую ручку отломать не смог, сколько ни пыхтел. Строители забыли о традиции и закрепили её самым надёжным образом. А может, решили хоть так отомстить надоедливому академику…

Дикие идут!

– Твоя баба хорошо и быстро готовит, Кожи, – сказал Влур, сыто рыгая. – У тебя хороший хмыс…

– Спасибо за добрые слова, благородный Влур, – кивнул Кодзи. – Я всегда рад тебя видеть. А моей бабе ты сам можешь сказать, что она вкусно готовит. Ей будет приятно.

Знал бы Влур, как готовит «баба»! Замороженные наборы продуктов Дали бросала на минуту в микроволновую печь, а потом подавала обоси в кисло-сладком соусе, рыбку гурани с мякотью гуайяна и лепешки из римаса.

– Мне нельзя говорить с твоей бабой, – сказал Влур, облизывая пальцы. – Это неприлично.

Он употребил другое слово, но Кодзи перевёл по смыслу – неприлично. И занёс в память Мудрого Собеседника.

Язык чанов резко отличался от тех тирских наречий, которые Кодзи успел узнать. Существительное и глагол шли в начале предложения, а все второстепенные члены – потом, словно нанизываясь друг на друга. В конце предложения ставилась частица, придающая всему предложению либо утвердительное, либо отрицательное значение. Ещё одна короткая частица «му» обозначала вопрос. Никакой инверсии – все части предложения занимали только своё место. Иначе смысл высказанного терялся. Поначалу Кодзи загорелся идеей написать грамматику чанского языка, но быстро к ней остыл: у чанов не существовало ни письменности, ни школ, где грамматику можно было бы изучать.

Второй месяц Кодзи и Дали жили на берегу великой реки в глубине материка Йеропи, в точке пересечения сорок девятой широтной линии и сорок пятой долготной. Рядом были земли племени чанов – низкорослых, узкоглазых и желтолицых людей. Влур был куном большого рода Степной Лисицы. Он иногда наезжал к Кодзи. В первое время – подозрительный, потом вполне дружелюбный. Пришлый не мешал Влуру, не покушался на пастбища и не воровал скот.

– С чужой бабой говорить неприлично, – продолжал кун. – Подглядывать, как она купается в речке, тоже неприлично. Муж имеет право за это убить.