На лестнице Рокотову попался молодой человек в шортах, майке и сандалиях, волочивший в охапке здоровенную коробку, доверху заполненную разнокалиберными бумагами. «Чистка авгиевых конюшен!» – невольно усмехнулся про себя Андрей, вспомнив, как сам когда-то так же отрабатывал на кафедре «трудовую повинность», помогая сотрудникам расчищать от учебно-бумажного хлама кабинеты и аудитории.
Поднявшись на третий этаж, Рокотов остановился перед застеклённой перегородкой с дверью посередине. Над дверью красовалась вывеска, набранная объёмными буквами: «Кафедра органической химии». Стёклами же перегородки служили цветные витражи с изображением формул и структур различных сложных молекул. Дверь на кафедру оказалась открытой.
Андрей для верности постучал в витраж, но никто не отозвался. Дребезжащий звук прокатился по широкому коридору кафедры и замер в конце, возле окна. Рокотов медленно двинулся вдоль закрытых дверей с надписями вроде: «Лаборатория синтеза полимеров», «Аудитория № 301», «Лаборантская», «Малый склад», «Моечная»… Наконец ему попалась дверь с табличкой: «Ассистентская».
Майор постучал, не особо надеясь на успех, но ему ответили.
– Да-да, входите!.. – глухо прозвучало из-за двери.
Андрей вошёл и увидел просторную комнату с двумя большими диванами вдоль одной стены, застеклёнными книжными шкафами вдоль другой и целой шеренгой письменных столов вдоль стены с тремя огромными окнами. За дальним столом у окна сидел мужчина средних лет, одетый по-летнему в светлую рубашку с короткими рукавами и такие же светлые брюки.
Услышав шаги, мужчина обернулся и приветливо махнул рукой.
– Проходите сюда. Чем могу быть полезен?
Рокотов представился, показал удостоверение и сказал:
– Я веду расследование по делу о поджоге молельного дома евангелистов. Надеюсь, вы уже видели новости…
– К моему сожалению – нет, – развёл руками тот. – Извините, я не представился: Игнат Егорович Рожков, старший преподаватель кафедры. А что, действительно кто-то поджог церковь?! Какое варварство!..
– К сожалению, у нас такое иногда случается, хотя и очень редко. Так вот, Игнат Егорович, один из подозреваемых в этом преступлении – некто Боровиков Алексей Степанович, бывший сотрудник вашей кафедры…
– Неужели?! О господи!.. Да как же так?! Он же… его же…
– Именно. Боровиков был осужден и направлен на принудительное лечение, честно его прошёл и год назад был признан неопасным и дееспособным, освобождён и ныне трудится в горзеленхозе.
Рожков недоумённо посмотрел на майора, потёр плохо выбритый подбородок, спросил:
– А чем же я могу?..
– Я так понимаю, вы хорошо знали Боровикова, – продолжал Рокотов. – В таком случае что бы вы могли рассказать про него? Какой он был человек, преподаватель, специалист?..
– Хорошо знал – сильно сказано, – пожал плечами Рожков. – Алексей Степанович не особо с нами общался, разве что в профессиональном плане… Как преподаватель – тоже своеобразен. У него была несколько спорная методика. Он объявлял тему и сразу начинал спрашивать студентов, что они думают по этому поводу, вместо того чтобы самому рассказать.
– Действительно странная манера… А чем Боровиков занимался на кафедре кроме преподавания? Вёл какие-нибудь исследования, писал диссертацию?..
Рожков снова взялся за подбородок, он был в явном затруднении.
– Видите ли, Алексей Степанович очень не любил, чтобы кто-то интересовался его работой… Да, он вёл некоторые исследования в области горения циклических углеводородов… но подробностей я не знаю. А что касается диссертации… официально он никакой темы не заявлял.
– Это из-за его опытов случился пожар в лаборатории?