– А ты думала, это клад? – Смеется Надя, чувствуя невероятное облегчение.

Юлька косится на Дом. Ей страшно, но одновременно хочется услышать продолжение истории. Вспомнив, что сейчас она находится в немилости у рассказчицы, она вопросительно заглядывает ей в глаза. Но Надя и сама горит желанием досказать историю до конца.

– Вот, короче… Но душа этого дядьки, ну, который с лестницы навернулся, не нашла успокоения. И каждую ночь, ровно в двенадцать часов, из этого Дома слышатся стоны и крики.

– Ужас… – Юльку передергивает. – А что означают эти красные огоньки?

– Это души тех разбойников, что зарыли здесь клад. Они охраняют его, понимаешь?

Юлька задирает голову и настороженно смотрит в черное окно.

– Давай уйдем отсюда? – Наконец предлагает она.

– Боишься? – Улыбается Надя. Ей и самой не по себе, но предлагать уходить от Дома первой (и кому? Младшей сестре!) совсем не хочется.

– Нет, просто холодно здесь, – ежится Юлька, – я не хочу опять болеть, чтобы мне уколы делали. Знаешь, как больно?

С этой стороны Дома и правда прохладно и как-то влажно.

– Хорошо, пойдем.

Они уходят. Дом провожает их недобрым взглядом. Отойдя на безопасное расстояние, девочки, не сговариваясь, оглядываются. В одном из окон показывается чье-то лицо и тут же пропадает.

– Ма..мо… чки… – шепчет побелевшими губами Юлька.

– Бежим! – Надя хватает ее за руку и увлекает за собой.

Убегают они уже не по тропке, по которой пришли – там особо не разбежишься, а по «взрослой» дороге. Рядом с детской поликлиникой длинноногая Юлька останавливается и хватается рукой за грудь:

– Подожди… Не могу больше, у меня сейчас сердце выпрыгнет. Ужас, да? Ты видела?!

– Да…

– Маме расскажем?

– Не надо. Не поверит, да еще и накажет за то, что со двора ушли.

Потихоньку девочки успокаиваются. Рядом с поликлиникой власть Дома постепенно слабеет.

Торопливым шагом сестры спускаются по бетонной лестнице к школе. Надя раздумывает над тем, чтобы поведать сестренке о том, что раньше, еще до войны, на месте школы было кладбище и они, возможно, сейчас идут по могилам, но потом решает, что все же не стоит. В глубине Юлькиных глаз и без того все еще щетинится страх.

3.

– Ма, ты в Аксай сегодня во сколько едешь? – Спрашивает за завтраком несколько дней спустя мама бабушку.

– В Аксай?.. – Бабушкины подслеповатые глаза, окаймленные светлыми короткими ресницами, часто и недоуменно моргают.

– В Аксай. Тебе, разве, Алка не говорила?

– Нет, ниче она мне не говорила.

– Она передать что-то через тебя Наде хотела. Шмотки какие-то из Германии.

– Ниче она мне не говорила… – бурчит бабушка и, помолчав, глубоко вздыхает. – И сёдни надо ехать?

– Да. Пожалуйста. – В голосе мамы появляются просящие нотки, – пожалуйста, ма…

Бабушка молча кивает, затем задерживает взгляд на Наде:

– Ее тоже брать?

– Поедешь с бабой в Аксай? – Спрашивает мама.

– Зачем? – Хмурится Надя, чувствуя неладное.

– Тетя Аля хотела сегодня повести вас с Юленькой в ТЮЗ.

– Не хочу я идти с тетей Алей в ТЮЗ.

– Там интересно будет. Приехали московские артисты, привезли с собой каких-то кукол с огромными головами. В общем, там будет невероятно интересное представление. Алка еле-еле билеты достала, страшно дорогие. Короче, собирайся. Я уже продумала, что ты наденешь. Надень…

– Да не хочу я ни в какой ТЮЗ! – Злится Надя.

– Не хочешь?.. – Мама, кажется, готова сдаться, но новая мысль приходит ей в голову, и она продолжает натиск. – Так, не капризничай. Билет пропадет, Алка мне этого не простит.

– Не пропадет… Простит… – Пытается сопротивляться Надя, и, наконец, взвывает, – ну почему-у-у?! Вместо меня нельзя Кристинку взять, что ли? И вообще, зачем было покупать на меня билет, если не знаешь, пойду я в этот говняный ТЮЗ, или нет?!