– Слушай! – говорит она Катьке, – а ты простыни попробуй связать! Тогда точно до земли хватит!

– А это идея, – говорит, взвесив новое предложение, Катька.

И начинается операция «Побег». Катька крепко связывает концы двух простыней и демонстрирует навороченный «морской» узел сестрам – так, мол? Те одобряют.

– Теперь что? – Спрашивает Катька.

– Теперь, короче, берешь, и обвязываешь одним концом простыни раму, – инструктирует Юлька, – я кино такое видела, американское, там один дядька так спускался… Только ты крепче узел делай, а то упадешь.

– Ага, – кивает Катька и послушно обвязывает оконный профиль. – Вот так, да?

Катькины манипуляции так уверенны, как будто она тысячи раз спускалась таким образом из окна, но наблюдающей за ней Наде почему-то становится не по себе.

– Подожди! – Останавливает она подругу, – а ты точно уверена, что узел крепкий?

– Да точно, точно! – Катьке не терпится на волю. Она спускает конец простыни вниз и становится на подоконник. Катька начисто лишена страха, но у Нади глядя на нее пересыхает в горле.

– Кать… А может, ты лучше по дереву попробуешь? А?.. – Робко спрашивает она.

Рядом с Катькиным окном растет молодая яблонька. Катька придирчиво измеряет взглядом расстояние от окна до деревца, прикидывает силы и, наконец, решается:

– Можно.

Вдруг она замирает, прислушивается. Изменившись в лице, она быстро-быстро затягивает простыни в комнату.

– Ты че? – В голос спрашивают удивленные сестры.

– Папа с мамой, – тихо, одними губами произносит Катька.

– Вот и классно, – облегченно выдыхает Надя, – отпросишься теперь.

– Ага, я попробую, – кивает Катька и исчезает в окне.

– Скрести пальцы, – говорит Надя Юльке, и сама следует своему совету. Пытается для верности скрестить пальцы и на ногах, но не получается.

Через несколько минут в окне опять появляется Катькина голова.

– Ну что?

– Не, не пускают… – грустно выдыхает Катька, – до завтра я наказана.

Ну что тут поделаешь?

– Ну ладно, – вздыхает Надя, – тогда мы пойдем.

– А вы куда? – Поджарая Катька, с ее стриженной головой и мальчишескими скулами, сейчас немного похожа на романтичного киношного узника. В ее приглушенном голосе слышится душераздирающая тоска по свободе.

– На «резинку», наверное.

– А. Ну давайте.

Прямо за домом находится полянка, на которой благодушно царствует гигантский трехствольный тополь. Его окружают дикие урючины и яблони, а под их сенью находится тихое, уютное место для игр. В выходные и каникулярные дни дворовые дети часто строят там шалаши и пекут на углях картошку. А в августе-сентябре вырастают до гигантских размеров водянистые, почти сладкие яблоки. Их тоже готовят на углях и с наслаждением съедают.

За перекрестком находится школа, а на школьной территории – резиновое поле, в просторечье «резинка». За полем – гаражи, на крышах которых, на горе сторожей, играет вся окрестная детвора. А чуть поодаль от гаражей, за теннисным полем, стоит большой недостроенный Дом.

2.

Вообще-то, к Дому идут две дороги. По одной из них, ведущей через детскую поликлинику и Дворец АХБК, широкой и комфортной, ходят взрослые. Дети же предпочитают другую, узкую и опасную.

Попасть на нее можно, «нырнув» в дыру в высоком бетонном заборе, который разделяет резиновое поле и гаражи. Это мрачное, заброшенное место, заросшее высокими сорняками. У молча пробирающихся сквозь эти «джунгли» детей невольно пробуждаются неведомые древние инстинкты.

Наконец бетонная стена остается позади. Надя и Юлька смотрят друг на друга с гордостью первопроходцев. Эта дыра, эта стена, и эта тропка принадлежат только им и Катьке.

– У тебя на голове паутина с дохлым пауком.