Глубокой уже осенью мать Бориса увозила его домой. Ему теперь требовались заботливый уход и реабилитация, и оставаться в чужом городе смысла не имело. Мать шумно прощалась с медперсоналом, осыпая всех подарками и благодарностями.


В то же время поезд увозил Татьяну совсем в ином направлении – на проходящем Москва – Красноярск она уезжала в маленький сибирский городок, сбегая – навсегда – из кошмара последних месяцев.

Глава 3

Саша была знакома с вокзалами с раннего детства. Она обожала вокзалы. Вокзалы, как правило, означали праздник: сперва на вокзале встречали Сашину любимую тетку, мамину младшую сестру, возвращавшуюся на каникулы из Москвы, где она училась в университете; и даже когда провожали – все равно весело, в предвкушении новых встреч. Позднее провожали и встречали маму, которая ездила в Москву к научному руководителю по делам диссертации.

В город, где жила Саша, шел прямой поезд, что, конечно же, подчеркивало его (города) значимость; но расписание было такое, что прибывал он (поезд) ранним утром, еще до того как начинал ходить общественный транспорт. Поэтому дед ходил встречать дочерей пешком – от дома до вокзала было ходьбы минут сорок. Саша старалась увязаться за ним по двум причинам: во-первых, это несколько ускоряло встречу с любимым человеком, а во-вторых, наедине с дедом было очень здорово. Он рассказывал разные истории из жизни, как правило, поучительного характера, с выводом и моралью, но не скучные. Еще он давал Саше по ходу дела уроки математики. Сколько окон вон в том доме – да, красном, шестиэтажном, Саша начинала лихорадочно считать, а он не сбавлял широкого солдатского шага. Конечно, она сбивалась и ошибалась, а он, как ни в чем не бывало, сообщал: семьдесят два, – представая перед первоклассницей только что не волшебником. Ты раньше сосчитал! – догадывалась Саша. Нет, только что, – и дед открывал Саше секреты белой магии: оказывается, помимо знакомых Саше сложения и вычитания, существовало еще одно весьма полезное арифметическое действие, которое позволяло, сосчитав окна в горизонтальном и вертикальном рядах, быстро установить их общее количество…

Или того хлеще: вот мы прошли десять метров по той улице, и свернув на эту, десять по ней… а если бы у нас была возможность срезать здесь угол, сколько метров пришлось бы пройти? Назовем такую вот воображаемую улицу гипотенузой… посчитать очень просто…


На обратном пути, уже все вместе, садились в первый троллейбус, начинавший движение как раз от вокзала и в такой ранний час совсем пустой.


Год был на исходе, наступили декабрьские холода, и началась подготовка к встрече Нового года. Даже для Сашиной мамы, которая по-прежнему ночами плакала от горя и одиночества, все-таки смерть мужа постепенно отодвигалась в прошлое; время лечит – жизнь, будни требовали своего. Новый год должен был, обязан был принести только светлое…

Отмечать планировали в два захода: приезжала из Москвы Эмма, Сашина молодая любимая тетка, которая торопилась потом вернуться, чтобы встретить собственно Новый год в студенческой компании. Поэтому сначала праздновали досрочно по-семейному, а потом уже планировался званый обед с приглашением друзей, ночным бдением и вкуснейшим меню, включающим жареного цыпленка под названием «Эскофье», торт-суфле и кофе с мороженым, которое бабуля называла «гляссе». Надо заметить, что даже в рамках этого собственно Нового года семья отмечала его дважды: сперва по местному времени, а через час по московскому, под бой курантов. В позапрошлом году именно это послужило для Саши причиной страшного фиаско: после наступления местного нового года Саша ужасно захотела спать и согласилась лечь только при условии, что за десять минут до московской полуночи ее непременно разбудят; каково же было ее разочарование, когда, проснувшись, она обнаружила, что за окном брезжит рассвет, стол завален грязной посудой, а взрослые посапывают в разнообразных позах. Мама и бабуля виновато объясняли потом, что Саша так сладко спала, что будить ее было просто невозможно. Но она была безутешна. Поэтому теперь Саша была полна решимости держаться и не позволить лживым обещаниям взрослых лишить себя излюбленного праздника.