– Более чем, – улыбнулся ему собеседник. – Я заметил, число прихожан вашей церкви нынче значительно увеличилось...

– О да, – расцвел еще более радостной улыбкой маленький пастор, – добропорядочное семейство Аддингтонов почтило нас своим присутствием. Очень достойные люди, как я наслышан.

– И весьма щедрые, я полагаю?

– «Доброхотно дающего любит бог», – отозвался Ридинг цитатой из библии и отступил, приглашая Хэмптонов войти внутри. Что те и сделали, невольно устремив взгляд на передние скамьи церкви, предназначенные для ныне разорившихся Ферингтонов.

Теперь там сидели другие люди...

И нет, очки младший Аддингтон так и не снял. Лиззи отметила, что их темные стекла до странности контрастируют с его бледной кожей лица, оттеняясь при этом смоляным цветом волос. Прямая спина казалась вылитой из куска бронзы, губы не улыбались.

Она подумала, что никогда не видела более загадочного и менее привлекательного мужчины. От него буквально веяло холодом: и без того промозглая атмосфера церковного здания сделалась вдруг еще холоднее.

Лиззи захотелось сказать что-нибудь эдакое на его счет, бросить колкую шутку, но Хелен под рукой не было: она сидела двумя рядами дальше вместе с родителями и двумя братьями. Пришлось ограничиться произнесенным под нос: «Задавака» и отвернуться к стене.

Пространные проповеди пастора Ридинга усыпляли подобно снотворному: мистер Хэмптон начал клевать носом уже на третьей минуте рассказала о царе Новохудоносоре, лишившимся разума по вине собственного высокомерия, Лиззи думала о своем... О высокомерии других, не столь отдаленных по времени личностей, в частности о младшем Аддингтоне, сидящем несколькими скамьями правее. Она наблюдала за ним против воли, слишком заинтригованная, чтобы оставаться безучастной. И этот праздный, казалось бы, интерес не радовал ее самое...

Лиззи распустила шнурок ридикюля и вынула из него ключ: три дюйма в длину, с тремя зубцами различной формы, он был крупнее ее собственного исчезнувшего ключа.

Какую же дверь он отпирал?

И каким образом оказался в ее руках?

Будучи воспитана отцом-философом, девушка меньше прочих была подвержена суевериям своего времени: не гадала на рождественский пирог и не страшилась выросшего под окном подольника – однако верить все-таки хотелось. Особенно, когда это касалось сердечных дел... И Лиззи буквально разрывалась между верой и недоверием.

– Аминь.

Этот финальный аккорд проповеди пробудил добрую половину прихожан пастора Ридинга, которые потянулись к выходу позади Аддингтонов, чье первенство было признано негласно и подтверждено сим простым действом.

Лиззи видела, как те беседовали с Бруксами, семейством с двумя незамужними дочерями брачного возраста, и как те жеманились, стараясь привлечь внимание младшего Аддингтона, и она была рада отвлечься на Хелен, подхватившую ее под руку

– Как думаешь, сколько ему, на твой взгляд? – спросила она с блеском в глазах. – Отец говорит, около тридцати, но ведь это ужасно много. Он явно ошибся!

– Мне все равно, – отозвалась девушка, увлекая подругу на боковую дорожку. Та уводила в сторону кладбища, а Лиззи очень хотелось увидеть его при дневном свете. Убедиться, что зверь, померещившийся ей прошлой ночью, был только плодом ее больного воображения.

– Куда ты меня тянешь? – возмутилась подруга. – Мама просила не отходить далеко: на случай возможного знакомства. Вдруг Бруксы сумеют представить нас Аддингтонам... – Она остановилась посреди дорожки. – К тому же, после вчерашнего мне не очень-то хочется здесь находиться.

Лиззи ее отпустила…

– Извини... только хотела посетить могилу матери, – слукавила она. И добавила: – Ты возвращайся, я скоро вернусь.