– Лучше полностью печку разобрать, – посоветовала тётя Ирина. – Новую под газ сложить, с котлом для обогрева избы. Слышала, начнут с лета газифицировать.

– Неплохо бы. Всё будет зависеть от здоровья тёщи. Пока к себе заберём, а там видно будет.

– Да, крепко её паралич вдарил. Волнительная она дюже, близко к сердцу всё принимает. Но, думаю, оклемается. Молодая ещё. Только-только седьмой десяток разменяла.

– Хорошо бы…

Виктор натаскал воды с уличной колонки, мяса нарубил для щей, картошки с полведра начистил. Потом с подошедшей дочерью тёти Ирины сходил к ней за компотом, сваренным загодя. Ещё помощницы подошли, освободили Виктора от кухонных дел. Во двор, заваленный снегом, он вышел, за совковую лопату взялся.

Покуражившись вволю, буран под утро оставил деревню. На смену метельному западному ветру явился северный, пока не нагнал холода, не успокоился. Тотчас над избами выпрямились дымы, захрустел под ногами снег.

Подкатили сани. Это брат Саша привёз певчих старушек, живущих в дальней стороне деревни. Ближние не заставили себя ждать, дружно собрались к положенному времени. Виктор не очень-то хотел их собирать, но Валентина упросила, чтобы всё по-христиански было.

Служба длилась часа полтора. За это время все приглашённые подошли. Женщины сразу заходили в избу, мужики в сенцах курили, о покойном по-хорошему вспоминали. К ним подсаживались не званные на помины ромашкинцы, как бы случайно проходившие мимо и зашедшие поживиться куревом, оживляли затухающий разговор, поддерживая его до приглашения за столы.

На канон, являющийся завершающей, самой важной частью службы, Виктор позвал родню в избу к поющим, раздал им свечи, себе три взял, две – за тёщу и жену, затеплил спичечным огоньком.

За поминальные столы садились трижды. Первыми певчие. Виктор расщедрился для них марочным вином из тёщиной заначки, но, к своему большому удивлению, не угодил им.

– Нам бы беленькой, – попросили его.

– Всем? – проследил он за их дружными кивками, разлил по стаканчикам водку.

Выпили старушки и по второму, разрумянились, живее заговорили. Недолго, правда, сидели. Встали, спели завершающую поминальную и потихоньку оделись.

Виктор поблагодарил их, рассчитался за поминальную службу, как и полагалось, деньгами, проводил до калитки, где желающих проехаться до дома поджидали запряжённые сани.

Певчих старушек сменили пришедшие без приглашения, в большинстве мужики. Эти быстро, без лишних разговоров помянули, перед уходом взяли по горстке предложенной Виктором махорки, нарубленной ещё тестем из выращенного на своём огороде табака.

Последними сели родственники. Все близкие пришли помянуть, кроме тётки Тамары, которая накануне уезжала в соседнюю деревню проведать приболевшую сестру и задержалась из-за непогоды.

Подошла она лишь к вечеру, когда все помаленьку разошлись.

– Водка кончилась. Есть марочное вино, коньяк. Что будем? – спросил у неё Виктор.

– Всё равно, – сказала она. – Давай коньяком помянем. Давненько его не пробовала.

Виктор поднял прикорнувшего на диване отца. Сели за стол, помянули. Заговорили, завспоминали…

– На двор схожу, – поднялся отец, шаткой походкой направился к выходу.

– Морозит сильно, – остановил его Виктор. – Оденься.

Он помог ему накинуть фуфайку, шапку подал.

Тётка Тамара, сильная женщина, ярцевской крепкой породы, на сей раз с дороги быстро захмелела, поплакала.

– Что-то отца долго нет, – забеспокоился Виктор. – Пойду гляну.

Он выскочил не одеваясь, прошёлся по двору. Во все углы заглянул, покликал. Отца не было. «Куда подевался? Может, справив дело, забылся во хмелю и домой к себе ушёл», – подумал Виктор, забежал в избу одеться. Попросив тётку Тамару немного подождать, быстренько дошагал до родительского дома.