– Сделал. – Арден прищурился, словно это ничего такого, но было видно, что он на самом деле доволен. – Снег на словах.

– Словах?! Да ты гонишь. Покажи!

Арден огляделся, – мы все еще были на той же пустынной улочке, и где-то вдали громыхал трамвай. Он аккуратно ссадил белку на забор, так, чтобы она любовалась заснеженным склоном и далекими оранжевыми крышами, а затем зачерпнул полную пригоршню снега, – я, торопливо стянув варежки, сделала то же самое.

– Это не сложно. Сначала превращаем в воду…

Это я умела, но дала ему возможность сказать первым, и не разочаровалась.

– Впитай три мои вдоха, чтобы это стало дышать и собралось из воздуха каплями, чтобы чистая вода стала быть вместе, а все лишнее ссыпалось на дорогу пылью, чтобы вода стала непроливаемым шаром над моей ладонью, безопасным для людей и зверей и послушным моей воле…

Или что-то вроде того – честно говоря, я поняла около трети слов.

– Зачем, – я моргнула, – через возгонку?

– Это проще, чем плавить, а потом дистиллировать, – охотно пояснил Арден.

Проще. Проще, рыбы его сожри!

Я картинным жестом ссыпала свой снег и отряхнула руки.

– А дальше, наверное, ты просто превратишь воду в лед в форме белки. И как же будет белка?

– Амрас. – Кажется, он удивился. – «Маленький зверь с хвостом-тенью». Твой родной Амрау – «дом белок». Ты не знала?

Я развела руками:

– Институтов не кончали.

Стало неуютно. Наверное, мне и правда стоило бы это знать, как и еще сотню-другую разных умеренно бесполезных вещей. Нет ничего такого в том, чтобы не иметь особых способностей, но безграмотность – безграмотность отлично лечится старанием.

– Хочешь, будет не белка? Придумай кого-нибудь другого.

– Летучая мышь.

– Эм-м… не знаю, как будет летучая мышь. Но могу попробовать описать.

Он пыхтел над водой минут пять. Сперва я вслушивалась, потом окончательно запуталась и перестала. Мимо проскрежетал трамвай; они в Огице напоминали жизнерадостные красные сосиски и ходили связкой из трех или четырех крошечных коротких вагончиков. Только так получалось маневрировать на извилистых улицах.

Наконец Арден счел формулировку достаточно точной, отпустил заклинание – и вода смерзлась… ну… скажем, это было отдаленно похоже на огурец с ушами. Арден выглядел уязвленным и смотрел на свое творение обиженно, а я кусала губы, чтобы не засмеяться.

– Ты это все на ходу сочиняешь? – спросила я, пока Арден устраивал огурец по соседству с белкой. – И вот это вот про… чтобы корень горя был вырван окончательно и безболезненно – тоже?

Он едва заметно поморщился.

– Да это так, лингвистическое упражнение. Заклинать на возврат лучше бы как-нибудь по-другому. И где обещанные красивые лестницы? И виды? Если надо, могу ради них еще как-нибудь опозориться!

Я не выдержала и рассмеялась.

Он был очень забавный: глаза улыбались, а длинная темная коса распушилась. С ним было немного, как-то по-хорошему, неловко, а еще – очень легко.

Я аккуратно погладила ледяную белку и улыбнулась:

– Уже совсем близко.

Если по правде – Огиц весь состоит из лестниц. Чтобы добраться до мастерской, я каждый день сначала выхожу на балкон своего третьего этажа, спускаюсь оттуда по уличной лестнице во внутренний двор, а из двора потом поднимаюсь по другой лестнице на улицу. Там трамваи едут по крутому склону, а люди шагают по тротуару, составленному из широких ступеней. Мне – вниз, до проспекта. Потом два квартала по прямой (но чтобы перейти мост, нужно сначала подняться по лесенке, а потом спуститься), затем на перекрестке направо и вверх по узкой лестнице четыре пролета. Потом высокое крыльцо – и я на месте.