Арден снова вызвался проводить меня до трамвая, и мы шли вдоль канала, никуда не торопясь. Давно стемнело; шел мелкий-мелкий, совсем слабый снег, который снова верно предсказал мой погодный артефакт.

Болтали о всяком. Арден травил байки о народных обычаях. В столице, например, были приняты купания в проруби накануне Охоты, хотя в учениях Полуночи об этом ничего не было явно сказано; я вспомнила, что мы в Амрау пекли пироги, обязательно с брусникой в сливках, а Арден даже никогда такого не пробовал.

Потом соревновались, кто вспомнит больше наизустных формул. Забавно – и, пожалуй, логично, – я выиграла: заклинателей учили составлять свои, а не пользоваться готовыми. Особенно я гордилась довольно сложной фразой для заметания следов на снегу: Арден попытался сочинить свой вариант, но не преуспел.

Стояли под фонарем в обнимку, и мягкие губы сцеловывали снежинки с моих ресниц.

И как раз когда я с легким замиранием внутри подалась навстречу поцелую, Арден вдруг напрягся и текучим, хищным движением развернулся к переулкам.

Рука на моей спине напряглась. Я рассеянно потянулась Ардену вслед, подняла взгляд на лицо и споткнулась о желтый отблеск его глаз. Между бровями – морщинка, странно искажающая идеально ровный нос. Заострившиеся скулы, напряженные губы, мелькнувший за ними клык.

Что он там учуял – подземного гада?

Я попыталась принюхаться, шмыгнула носом и чихнула. Терпко пахло водой из канала и рыбьим духом; от переулка тянуло залежавшимся мусором, прелым бельем и немного мочой.

– Подожди меня здесь минутку, – сказал Арден. – Мне кажется, там кое-кто знакомый…

Он мне улыбался, а лицо оставалось острым, звериным, с гротескными тенями. Маска балагура, весельчака и любителя баек сползла-стекла с него, как змеиная кожа, и то, что я увидела под ней, мне не понравилось.

Арден дождался моего кивка. Я облокотилась на перильца, нашла рукой фонарный столб. Арден стянул с рук перчатки без пальцев и небрежно сунул их в карман, а потом мягким неслышным шагом двинулся к темному повороту.

Я встревоженно огляделась. Набережная была пуста. Где-то вдалеке прозвенел трамвай, но сюда, я знала, линия не сворачивает.

Что за хрень? Перчатки-то зачем – драться? Или это у них какие-то объятия дружеские, а я напридумывала ерунды…

Какое-то время было тихо. Троллейбус, мигнув издали фонарями, проехал мимо. Я нервно разминала пальцы, отгоняя от себя воспоминание с хищным лицом Ардена; наверное, он все-таки никакой не олень, а рысь или росомаха… можно было бы спросить, но тогда он спросил бы тоже, а врать не хотелось.

Среди девчонок принято вздыхать на крупных хищников: они-де мужественные, сильные, и вообще с ними как за каменной стеной. Даже будучи подростком, я не хотела ни за одну мохнатую стену спрятаться: какой бы рыцарь ни был великолепный, если ты постоянно с кем-то дерешься, это обязательно плохо кончится.

Лучше бы встретить какого-нибудь лося. Тоже большой, но зато какой спокойный.

О чем я вообще думаю? Вовсе и не обязательно вообще что-то такое происхо…

В переулке хлопнуло, грохнуло, раздался звон стекла, а потом – приглушенный вскрик.

Небо ужалило запахами. Зверь внутри рванулся, ощерился.

Долгие секунды я сомневалась. Но потом снова зазвенело, заскрежетало, до меня долетело робкое эхо заклинаний – мои пальцы сами собой сжались в кулаки, – и я припустила бегом.

Не в переулок, нет, – я же не дурочка.

Поскользнулась, чуть не упала, с трудом выровнялась. Вскарабкалась по заснеженной лесенке. Дверь телефонной кабины замело и приморозило, я какое-то время пыталась сбить лед ботинками, сдалась и кое-как заговорила на