Чабита Туа – настоящая крыса. Крысы – умны. Крысы знают, чего хотят.

Правда, иногда они хотят чего-то невозможного.

– Не уверена, что у меня получится, – сказала я, стараясь вложить в голос все возможные сомнения, в том числе в адекватности заказчика и хотя бы теоретической реализуемости запроса. – Клиенту стоит обдумать полную замену артефакта, он может описать свойства, и мы…

– Не учи бабушку кашлять, – отмахнулась Чабита.

Несмотря на возраст, ее сложно было воспринимать бабушкой. Всегда подтянутая, с аккуратной стрижкой, в ярко-красном кожаном фартуке, – она вся казалась продолжением натруженных рук, испорченных реактивами и инструментами.

Чабите я, можно сказать, досталась по наследству. Когда я только приехала в Огиц, провалила вступительные экзамены и кое-как записалась на вечерку, стало ясно, что остатка украденных из дома денег хватит от силы на пару месяцев очень грустной жизни. Жить грустно я была согласна, но так недолго – пожалуй, все-таки нет; и я, потыкавшись в разные углы, пошла служить к пожилому колдуну, промышлявшему холодильными артефактами. В его мастерской всегда было холодно, как в Бездне, а я занималась тем, что бесконечно паковала маленькие ледяные кругляши в транспортные коробки. Дела у мастера шли не очень, и ближе к весне он разорился. Мастерскую купила Чабита и по какому-то невероятному стечению обстоятельств решила оставить меня при себе, а со временем даже сделала подмастерьем.

Видимо, для того чтобы однажды принести мне горсть мятых гвоздей, каменное крошево и осколки стекла и сказать: собери.

Мастерская Чабиты, в отличие от многих других мастерских Огица (часто – куда более крупных), специализировалась на ремонте. Но «ремонт» и «абсурд» – это разные слова.

– К вечеру справишься?

– Попробую, – вздохнула я.

И, что уж поделать, села работать.

Запрос был срочный, поэтому чистку захворавшего погодника, которой я занималась до этого, пришлось отложить. Было немного жаль убирать полуразобранный артефакт в коробку: это была тонкая, точная, профессиональная работа – одно удовольствие держать в руках.

Я вытерла стол, поправила лампы и блок с инструментами, вынула чистый разметочный лист и с неохотой придвинула к себе новую задачку.

Обломки артефакта сложили, или, вернее сказать, кое-как ссыпали в жестяную банку из-под муки. Это плохое соседство: мы советуем паковать сломанное в бумагу и дерево, а если вещь совсем в плохом состоянии – засыпать каменной солью в стеклянной банке по размеру. Трясти в жести – верный способ доломать все то, что еще можно было бы спасти. Ну что ж, не всякий владелец – артефактор, и клиенты порой делают глупости. Не он первый, не он последний.

Я вытаскивала обломки пинцетом, по одному, и сразу раскладывала на разметочном листе. Итак, что тут у нас?

Медное кольцо, слегка гнутое. Еще одно кольцо, широкое, как браслет, с выбитыми знаками, – оно почти не пострадало. Несколько медных полос-креплений, два болта, один из них сильно погнут. Тонкий кругляш, грубо пробитый по центру, – предстоит понять, был ли он изначально сплошным или же было предусмотрено отверстие, расширенное внешней силой. Очень много осколков стекла. Нечто вроде медной булавки с крошечным опалом. Усы металлической оплетки. И, собственно, камень – в прошлом довольно крупный, прозрачно-розовый синтетический рубин, расколотый на десятки фрагментов.

Мне приходилось восстанавливать разбитые камни, но «восстановить» – это не более чем косметический ремонт, когда камень выглядит как целый, но артефакт, конечно, не работает вовсе или работает много слабее прежнего. Это может иметь смысл с дорогими камнями высокой чистоты, которые трудно заменить, но вряд ли найдется настолько увлеченный любитель искусственных корундов, чтобы собирать эдакий пазл. Кроме того, рубин был «потушен» – прошедшей через него силы оказалось достаточно, чтобы вымыть из камня его родные энергии.