– Ты смотри, как ты вырос, Уктамчик, – улыбаясь во весь рот и обнажая остатки зубов, заговорил Добай. – Мальчик мой, я же помню тебя совсем маленьким. Когда ты был совсем маленький, я тебе змею живую хотел подарить. Помнишь? А ты не захотел, убежал.

– Да помню, Добай-ака.

– Вот придурок нашел, что вспомнить, —подумал Уктам. Что же ему надо от меня? Да ясно же, что ему надо. Вот дурак! —теперь уже себя обругал Уктам с досадой.

– Уктамчик, подкинь мне немного денег, пожалуйста. Голова раскалывается, трубы горят. Сам понимаешь. Перебрал я вчера, наверное, – перешел он сразу к делу.

– Сколько вам, Добай-ака?

– Сколько сможешь, дорогой. Сколько сможешь. Конечно, лучше было бы на пузырь, если есть.

Уктам вынул из кармана 200 сумов и протянул ему.

– Добавь еще чуть – чуть, Уктамчик, если можешь, – жалобно продолжал просить Добай.

Уктам вытащил еще 100 сумов и отдал просителю.

– Спасибо, родной, спасибо! Век не забуду! За твоё здоровье буду пить, дорогой! – стал причитать алкоголик. Даже блеск появился в его глазах.

– Добай-ака идите, идите. Все, больше у меня нет, – брезгливо отстранялся от него Уктам.

Довольный Добай быстро зашагал в сторону своих собутыльников, вызвав заметное радостное оживление среди них.

– Надо быстрее уходить отсюда. Это место не для меня, —подумал Уктам и быстрыми шагами направился к выходу. По пути он все-таки остановился возле горки с дынями, выбрал не очень большую и, недолго торгуясь, купил её. Он вышел с рынка в начале двенадцатого. Домой идти было рано.

– Куда же еще пойти, как провести еще более часа? —думал Уктам, шагая по разбитому тротуару центральной улицы. Как вдруг ему на глаза попалась ограда городского парка. Перейдя на другую сторону улицы, он пошел вдоль ограды в направлении главного входа. Площадь перед входом в парк, некогда выложенная бетонными плитами, теперь выглядела как шахматная доска. Сорняк, выросший между стыками плит, четко разделил плиты буро-желтой полосой. Возле главного портала у входа в парк он нерешительно остановился, переложив пакет с дыней из одной руки в другую, минуту подумал и решил идти дальше.

– По-моему больше некуда идти, —подумал он и свернул в парк. В центре площадки был небольшой фонтан, такой же, как у хокимията. Он также был заброшен. Ржавые жестяные банки, осколки битых бутылок и всякий хлам лежали на дне бассейна. Бронза водометов покрылась белой солью окиси.

По центральной аллее Уктам медленно пошел вглубь парка. По обеим сторонам аллеи деревья так разрослись, что теперь парк стал похож скорее на джунгли, чем на место отдыха людей. Кругом была разруха: сиротливое строение бывшего кафе, примитивные давно неработающие аттракционы с лошадками без голов и хвостов, павильоны, заросшие диким кустарником. Все это вызывало уныние и тоску.

А ведь еще несколько лет назад тут все работало. Уктам это хорошо помнил. Вспомнил он, как в семидесятые они всем классом после уроков бежали сюда. Катались на этих самых лошадках, на качелях, стоящих поодаль. На сэкономленные деньги, выделенные родителями на обед, они покупали мороженое и газированную воду. Народу в парке тогда было много. Особенно по вечерам. Вот и кинотеатр в глубине парка, белые стены летнего кинозала. Вспомнил он, что творилось здесь по вечерам чуть ли не каждый день, особенно, когда шел индийский фильм. К билетным кассам невозможно было подойти: давка, крики, ругань, никакой очереди. Столпотворение, одним словам. Уктам подошел поближе к кинозалу, стал обходить его вокруг и увидел дерево —большое тутовое дерево.

– Это то самое дерево, —вспомнил он. Вот с него чаще всего мы смотрели фильмы в открытом летнем кинотеатре.