Чай, заваренный в термосе, был еще горячим. Отрезав толстый кругляш лимона, Касым положил его в пиалу, засыпал сахаром, залил горячим зеленым чаем. Очистил и съел два сваренных вкрутую яйца с лепешкой, намазанной домашним топленым маслом. Поел немного сливок, макнув в блюдце кусочек лепешки. Завершил завтрак маленькой кисточкой винограда янтарного цвета. Этот сорт назывался «хирмани». Отпив последние два-три глотка чая, он убрал за собой, прикрыв столик белоснежно-чистой марлей. Накинув на плечи ватный халат – чапан, вышел на пустую и унылую улицу.

Улица была неширокая, некогда заасфальтированная, но теперь вся в ямах и ухабах. По обе стороны улицы были небольшие палисадники метра три шириной. Засажены они были в основном виноградом, но были и другие растения. В обязательном порядке перед крыльцом дома сажали один или два карагача или тополя. Они давали спасительную тень в знойные летние дни. Некоторые, уж очень хозяйственные и бережливые к каждому клочку земли, горожане умудрялись выращивать в этих палисадниках овощи или зелень.

Закурив сигарету, Касым сел на скамеечку, установленную в стороне от крыльца.

– Что-то мать в этот раз долго гостит у сестры, —подумал он. —Раньше такого не было. Так надолго она из дома не отлучалась. Может, случилось что? Надобно, наверное, съездить. Так и сделаю после обеда, если к этому времени не вернется.

У матери их было двое – он и сестра. Растила она их одна. Отца Касым почти не помнил.

Умер он очень рано, от какой-то неизвестной болезни, а может и от известной, просто в то время в подробности не вдавались. Умер и умер, какая разница, от чего. Ему тогда года три было не больше. Сестра была старше на четыре года. Поэтому отца помнила, хотя и очень смутно.

Случилось это в середине шестидесятых. Отец работал на местном кирпичном заводе. В один из ранних осенних дней внезапно заболел, с неделю пролежал дома, потом забрали в больницу, а через пару месяцев его не стало. Как часто рассказывала мама, врачи оправдывались тем, что отца поздно привезли в больницу, если бы не та неделя, которую он пролежал дома, возможно, вылечили бы. Насколько это правда, один Аллах знает. И осталась она одна с двумя детьми.

Горевала тогда, ой как горевала. Но горю не поможешь. Надо было детей растить. Надо было жить. Пришлось ей туго, много испытаний выпало на ее долю. Образования у нее не было, специальности никакой. Через год после окончания десятилетки ее выдали замуж за отца Касыма, с тех пор она нигде не работала, вела домашнее хозяйство. Сначала она работала уборщицей в школе, где впоследствии учились ее дети, потом —в небольшой юридической конторе. В общем, зарабатывала 105 советских рублей. На них она кормила, одевала детей, выделяла кое-что для себя и дала дочери возможность окончить институт. А еще домашнее хозяйство: корова с телочкой, куры, огород. На все на это нужны были силы. Хорошо хоть дочь подросла, через год-два стала незаменимой помощницей.

Касым помнил все это. Жили они очень бедно. Мясо тогда почти не ели, не говоря уже о разных сладостях и конфетах. Колбасу он попробовал только в десятом классе. Одевался плохо. Пиджак, купленный навырост в восьмом классе, он донашивал и после окончания школы. Впрочем, тогда так жили многие, если не сказать, —все. Окончив школу, он не захотел дальше учиться. Матери и так было тяжело. Сестра его, —Айгуль, оканчивала институт. Мать, как могла, помогала ей. Стипендии в 35 рублей, конечно, ей не хватало, особенно на последних курсах. С большим трудом мать выкраивала ей по 25 рублей каждый месяц. Поэтому Касым долго не думал. Через месяц после окончания школы устроился на работу в местное СМУ, в бригаду каменщиков и бетонщиков. Мать его отговаривала, просила, чтобы он поступил хотя бы в техникум.