– Быстро собрались, рану открыла. Отсос – вновь приказала я и начала рутинную работу хирурга.

Через шесть часов, операцию начали сворачивать. Внимательно наблюдая, как Платон сшивает кожу, мысленно писала себе в блокнот, о чём в ближайшем будущем нужно с ним поговорить. Когда медицинская сестра закончила обрабатывать рану и наклеивать повязку, мы все дружно зааплодировали друг – другу.

– Коллеги, вы молодцы. Плюс десять процентов. Снимаем пациента, я через полчаса к нему зайду. Всем спасибо! – сказала я и вышла из операционной.

Идя по коридору, я ловила себя на том, что очень хочу кофе. И сигарету. Да, курить не модно. Но очень хотелось. Спину ломило, ноги гудели. Как у старухи, после долгой дороги в магазин за хлебом. Но это нормально, ведь шесть часов простоять за операционным столом – это я вам скажу не каждый мужик выдержит. А если ещё при этом и оперировать…Так что, пусть всё болит и отваливается, главное – результат. А он есть.

– Анна Викторовна, можно войти – просунув голову в дверь, сказал Платон.

– Можно, входите – разрешила я, и присев на подоконник, открыла окно. В него тут же влетел холодный воздух декабря, и застудил маленькое помещение кабинета. Но мне было всё равно, я наслаждалась прохладой. Достав сигарету, я с наслаждением закурила. Выпуская вредный дым изо рта, я была настолько счастлива, что совершенно забыла, что впустила в своё пространство постороннего мне человека. Когда я вдруг поняла, что это не гостеприимно, и обратила на него внимание, он уже вовсю орудовал моей кофе – машиной, и даже разлил напиток по чашкам.

– Дерзко, молодой человек – сказала я и спрыгнув с подоконника, схватила кофе. Обожгла пальцы и губы, но сладкий глоток я сделала. Когда села в своё кресло, жестом попросила его присесть тоже. Он сделал как я просила, и отпил свой напиток, прямо глядя мне в глаза.

– Анна Викторовна, в операционной, как вы наверняка знаете, все эмоции всегда наружу. Я вам не нравлюсь? – спросил он, и отвернул голову к окну.

– Нравитесь – сказала я и снова густо покраснела. «Что такое? Давление что ли подскакивает? Надо померить. Я чего-то краснею сегодня, как девочка» – думала я и пыталась сосредоточиться на том, что сейчас ляпнула.

– Так дело в том, что нравлюсь, или дело в том, что я плохо оперирую? – снова спросил он.

– И в первом, и во втором случае – это правда, – сказала я и вздохнула, – вы совершенно не держите руку. Во время операции, вы сделали двенадцать ошибок, хотя стояли всего лишь на крючках. Я своим, не прощаю и двух. Вылетели бы как пробка из операционной, если бы вы мне не нравились. Я строга ко всем, без исключения. Но вы со мной работаете первый раз, поэтому давайте сделаем так. Норма. Но больше я с вами оперировать не пойду. Начинайте с самого начала. Под моим присмотром.

– Это как?

– Крючок и административная работа. Много бумаг, и много ран. Но послеоперационных. Набьёте руку – милости прошу к нашему шалашу. Нет – просто администратор, кабинетный червь. Принято?

– Понято – понуро сказал он, и вышел из кабинета, громко хлопнув дверью. Обиделся. Я устало закрыла глаза. «На кой ляд у меня внутри горит, как у девки на выданье? Зачем всё это?» – спрашивала я у самой себя, но не находила ответа. Просто мне одиноко, просто он симпатичный мужчина, просто нужен кто – то, кто может меня принять. Сложную, странную, волевую. «Нужно позвонить Таньке» – решила я и набрала номер подруги. Пока шли гудки, я подошла к плакату, и закрасила квадратик сегодняшней операции синим цветом. Ещё одна победа над смертью – это великое дело.