– А попробуй его не пусти, – похлопал я Жукова по богатырской спине.

Нам хорошо было видно, как за невысокой, до пояса, перегородкой работала дюжина поваров-азиатов.

– Японцы? – спросил я Ивана.

– Нет, буряты. Здесь много студентов: среди них есть и наши. Вон тот, например, Ян Бадмаев – толковый парнишка. Английский знает лучше меня. А здесь подрабатывает, чтобы учиться.

Повара торопливо лепили комочки из риса, накрывали их ломтиками рыбы, кальмара или осьминога и выставляли тарелки на транспортер, черная лента которого медленно двигалась через весь зал.

– Это кайтен, – пояснил нам Иван. – Ручей по-японски. Если вошел в ресторан – можешь брать с него все, что понравится.

– Сколько угодно? – спросил недоверчиво Жуков.

– Сколько угодно, – смеялся Иван.

Бутылку «Столичной» распили стремительно – как, бывало, в студенчестве, где-нибудь в подворотне. Японские суши оказались отличной закуской. Даже Жуков, который экзотики не любил, и тот увлеченно жевал эти рисовые комочки.

– Конечно, сальца да картошечки навернуть было б лучше, – бурчал он с набитым ртом, – но, на худой конец, сойдет и эта японская тарабарщина. Ну, что: заказываем вторую?

– Конечно! Когда еще так посидим?

Захмелев, говорили в тот вечер сумбурно и много, мешая воспоминания с тем, что каждого волновало сегодня. Иван сначала рассказывал о Японии, где он проработал полгода и где как раз пристрастился к тамошней кухне, а потом перешел на свою любимую тему.

– Вот вы говорите: вынь да положь вам лекарство от СПИДа! – звенел его голос. – А того не хотите понять, что этого вируса просто так не возьмешь. Это вам, братцы, не какая-нибудь гонорея, от которой сделал укол – и гуляй себе дальше как новенький!

– Почему не возьмешь? – басил Жуков. – Возбудителя определили? Вот и ищите, чем его, гада, давить.

– Э-э, братцы, не все так просто! – горячился Иван. – Вот вы мне скажите: что такое, по-вашему, СПИД?

– Как что? Приобретенный иммунодефицит.

– Правильно! – потирал Подобед ладони. – А что такое иммунитет?

– Иммунитет? Ну, это… Система защиты. Против всяких там чужеродных вторжений.

– И опять, Гриша, в точку! Нет, ну до чего ж у меня друзья умные! – Захмелевший Иван восхищенно вскидывал руки. – Иммунитет, стало быть, есть стремленье остаться собой – вы согласны?

– Угу, – бурчал Жуков, в очередной раз дотягиваясь до бутылки «Столичной».

– А если человек оставаться собой не желает? Что тогда с ним прикажете делать: антибиотиками лечить?

– Да, – вздыхал я. – Антибиотики здесь не помогут…

– Вот-вот, я к тому и веду! – Глаза у Ивана болезненно и возбужденно блестели. – СПИД – это выбор, который больной совершает на клеточном уровне: быть собой не хочу, и пошли вы все в задницу!

Подобед возбужденно размахивал деревянными палочками – так, что даже невозмутимые повара-буряты с любопытством поглядывали на нас.

– Погоди-погоди, – придержал я Ивана. – А вот если, к примеру, человек сильно влюблен – если он сам, как говорится, не свой – это ведь тоже в каком-то смысле иммунодефицит?

– Конечно! – горячо соглашался Иван.

– Эк куда вас шарахнуло, – хмыкнул Жуков, который почти не хмелел. – Так вы скоро и от любови начнете лекарство искать…

– И начнем, что ты думаешь?! – почти кричал Подобед. – На кой хрен сдалась эта любовь, когда от нее люди сходят с ума?

«Да-а, – думал я, глядя на расходившегося Ивана. – Видно, тебе от баб тоже досталось, раз ты так на любовь нападаешь…»

Оказалось, что я угадал. Когда Иван отлучился, Жуков, нагнувшись ко мне, прогудел:

– А Ваньку-то нашего, знаешь, жена бросила…

– Да ну?!

– Вот те и ну… Взяла да уехала с дочкой в Америку – нашла там какого-то сраного миллионера.