Народ зашевелился, зароптал, люди крутили головами, вытягивали шеи, отворачивались, чтобы не встретиться взглядом с воеводой или дьяком. Знали: если взор сойдется, позовут, а там дьяк найдет способ добыть всю подноготную. У каждого за душой есть что скрывать.

Петр со страдальческим выражением на лице смотрел на прикрытое армяком и почти неподвижное тело помяса. Он в ужасе представлял себе, как сейчас этого измученного пыткой и горем мужика двое палачей в красных рубахах буду дубасить палками. Петр вдруг сорвался с места и, упав перед воеводой на колени, склонился в земном поклоне.

– Бью челом тебе, боярин!

Готфрид от неожиданности застыл на месте. Он знал, что Петр собирается выкупить мужика, но не предполагал, что это случится именно таким образом.

– О каких неизвестных нам еще винах этого татя ты знаешь? – тяжело дыша, спросил воевода.

– Ни о каких, государь! – ответил Петр.

– Тогда о чем челом бьешь? И кто ты таков, скажи?

– Я Петр Постников, младший подлекарь Аптекарского приказа. Бью челом тебе, воевода за этого несчастного.

– Почему ты хлопочешь за татя? Ты его знаешь?

Гвалт в толпе смолк, люди затаили дыхание, с удивлением смотрели на молодого красивого парня и ждали, что он ответит.

– Нет, я не знаком с ним. Но он не тать! – с жаром воскликнул Петр. – Он помяс! Он собирает травы для Аптекарского приказа. Сегодня на переправе у него случилась беда – утонула лошадь с телегой…

– А откуда, лекарь, тебе знать, что помяс не может покрасть лошадь? – перебил Петра воевода. – Тем более только что лишившийся ее? Уж не из одной ли ты с ним разбойничьей шайки? А ну-ка, дьяк, расспроси этого молодца.

Петр не успел сообразить, что происходит, как двое дюжих стрельцов подскочили к нему, заломили назад руки и, рывком поставив на ноги, поволокли к столу дьяка. Резкая боль пронзила все тело Петра.

– Ну-ка, ребятки, – кивнул дьяк ярыжкам, – а теперь поднимите-ка мне этого вора с помоста.

Два других здоровяка схватили помяса за вывернутые руки и волоком подтащили его к дьяку. Мужик взвыл от боли и уронил голову на грудь. Дьяк сгреб в кулак редкие растрепанные волосы травника и, повернув его голову к Петру, спросил:

– А ну сказывай, холоп, это пособник твой?

Мужик вращал налитыми кровью глазами и мычал что-то нечленораздельное, из чего дьяк понял только одно: «Я его не знаю!»

– Зато он тебя знает, – наклонившись почти к самому лицу несчастного, недобрым голосом проговорил дьяк. – Братцы, тащите этого молодчика в съезжую, там поговорим.

В этот момент на площадь выехали два верховых стрельца, а следом за ними – Филипп с повозкой. Готфрид заметил их, махнул им рукой и стал проталкиваться сквозь образовавшуюся перед ним толпу. В его голове молнией промелькнула мысль: «Как знал, что такое случится!»

– Дьяк, остановись! – крикнул он.

Народ на площади затих и насторожился. Слышались только отдельные шорохи да хриплое дыхание воеводы. Дьяк нахмурился и недоуменно посмотрел на чужака. Затем перевел взгляд на воеводу. Тот медленно встал со своего кресла и с трудом распрямил спину. Четверо охранявших его стрельцов замерли в ожидании. Некоторое время воевода пристально вглядывался в лицо незнакомца. Перед ним явно был иноземец, он понял это по выправке и осанке Готфрида. Через город часто проезжали разные иностранные вельможи, некоторые даже бывали у него в гостях. Но еще ни один не позволял себе так своевольно вести себя.

– Ты кто, иноземец? – натужно проговорил он.

Стрельцы, как верные псы ожидая команды, вопросительно смотрели в глаза боярину.

Готфрид сделал правой ногой шаг назад и, отведя левую руку с тростью в сторону, поклонился.