– Понимаю. – совершенно спокойно ответил пациент.

– А как-нибудь по-другому нельзя проявлять свою внутреннюю свободу, Валентин Андреевич?

– Нет, доктор, к сожалению, нельзя. Я считаю, что нагота – естественное состояние физического тела человека, а также нагота – это символ моей духовной естественности.

– Ну что ж… – вздохнул Громов, доставая лист бумаги А четыре из стопки, лежавшей в столешнице, а затем вместе с ручкой протянул его в руки пациента. – Напишите мне все ваши мысли по поводу духовной естественности. Будьте так добры, дорогой друг!

– Зачем? – пришёл в замешательство Гнездов.

– Ну просто напишите! Я хочу потом почитать на досуге. Ознакомиться.

– Извините, доктор, я не понимаю смысла вашей просьбы. Какая-то она странная…

Громов улыбнулся и положил ручку и листок на стол.

– Вот зачем вы дурака валяете, Валентин Андреевич? Никакой вы не сумасшедший. – после этих слов Пробуждённый не сдержался и тоже улыбнулся.

– Как вы узнали, доктор? Хотя, что я спрашиваю, вы же профессионал…

– Настоящий шизофреник, не задумываясь описал бы свои идеи на бумаге.

– Да, вы правы, доктор. Я не сумасшедший.

– Я просто угораю с вас. До чего можно дойти… – сказал Громов.

– Вот видите, доктор, вам всё-таки нравится моё творчество! – сказал Гнездов.

– Наверное. – признался Громов.

– Правда? – спросил Гнездов.

– Люблю абсурдный юмор. – сказав эти слова, Громов заметно повеселел.

– Ладно. Теперь пусть вами занимаются правоохранительные органы. Идите к своему стражнику. – сказал Громов и позвал полицейского.

Когда сотрудник уводил Гнездова из отделения, Эдуарда охватила мысль о том, этот смешной подлец ещё и деньги зарабатывает немалые всем этим дебилизмом. А после Громов встал и посмотрел в окно, где на больничной парковке, освещенной тусклым вечерним светом менты вели довольного фрика. Громов следил за ними, но взгляд его расплывался куда-то в небо. А затем Громов очнулся, пулей выбежал из больницы, добежал до полиции с Гнездовым и обратился к старшему сотруднику:

– Подождите, пожалуйста! – сказал Громов. – Мне надо с ним ещё немного поговорить.

– Забирайте его, доктор, на сколько надо! – сердито ответил полицейский, косо глядя на Гнездова. – Но я бы его, на вашем месте, всё-таки навсегда упрятал!

– Спасибо. – сказал Громов, отведя Пробуждённого в сторону. Тот, в свою очередь, по-доброму протянул Эдуарду руку.

– Спасибо, доктор! Эдуард Виконтович, спасибо! Я знал, что вы гениальный человек с большой душой. – сказал Гнездов, после чего Громов пожал ему руку и ответил:

– Пожалуйста, Валентин Андреевич. Вот скажи мне…

– Да да, доктор!

– Скажи. – Громов огляделся по сторонам. – Зачем, тебе всё это?

– Что именно, доктор?

– Ну ты же не сумасшедший на самом деле, зачем ты чудишь? Ты на этом зарабатываешь или, может быть, прячешься от каких-то проблем?

Гнездов с добрыми глазами посмотрел на Громова и тихо ответил:

– И то, и другое, доктор. И ещё третье есть: так я словно живу в другом мире, в каком-то сказочном, фантастическом. Вот тут я, может, ненормален, но мне это нравится. Это мой осознанный выбор.

Громов задумался и сказал:

– Знаешь, что, в тебе гибнет актёр или писатель…

– Спасибо. Ладно, доктор, мне пора. Подписывайся на мой канал в Ю-Тубе и следи за новостями. Если хочешь…

– Хорошо… Иди… – сказал, уходящий в себя Эдуард. – Удачи.

После отъезда Гнездова и полиции Громов в очередной раз совершил обход в отделении. Мужик, боявшийся кровавых дождей, шёл на поправку, по телефону обещая жене больше никогда не пить. Зато был другой такой мужчина, страдавший шизофренией, признаков выздоровления не подавал совершенно и считал себя родственником инопланетян. Когда он только ещё попал в больницу, он всем упорно доказывал, что в определённый час Икс за ним придут его внеземные родственники и устроят медперсоналу настоящую резню, если те не выдадут его по первому их приказу. Когда настанет этот час Икс, по мнению пациента, не знает никто, кроме инопланетян. Доктора и санитары, по всё тому же мнению пациента, совершают большую ошибку, не позволяя первому как следует подготовиться к великой встрече. А сейчас этот пациент уже перестал всем доказывать своё мнение и стал просто молча злиться и по минимуму разговаривать, а иногда – ехидно улыбаться. Совершенно справедливо, ведь в назначенный день последним смеяться будет именно он, а не медики. Доктору Громову после таких пациентов стало скучно ходить в кино и читать фантастику.