– Что же ты не завтракаешь? – спрашиваю его.

– Ждал тебя, – поворачивается он.

Завтрак проходит в неловком молчании. Мне очень хочется порасспросить Бориса, где он так ловко научился пеленать малышей, но понимаю: времени осталось очень мало. Скоро придёт няня, и к этому времени, очень желательно, чтобы гость ушёл. Не хочу, чтобы пошли разговоры о том, как у меня ночевал мужчина. И Борис это понимает без слов. Собирается, а когда уходит, нежно целует меня и шепчет, что ночь была чудесной. У меня мурашки по шее от его дыхания и слов, и это так приятно…

***

– Эллина Родионовна! Сколько лет, сколько зим, – приветствует меня Заславский, входя в палату, где лежит Лилия. Несколько минут назад я, разобравшись с утренними обязательными делами, поднялась её проведать.

– Доброе утро. Я бы хотела вам ассистировать на операции по восстановлению связок Лилии, – говорю ему.

– Ради Бога, – улыбается Валерьян Эдуардович. Сегодня у него, в отличие от вчерашнего дня, хорошее настроение. Видимо, бумажная рутина ещё не успела испортить. – Раз ты так интересуешься ЛОР-хирургией, то, наверное, собралась сменить специальность?

– Вовсе нет. Это исключительный случай.

– Не волнуйся, девочка. Я всему её научил, – игриво говорит Заславский, обращаясь к Лилии, и уходит в сопровождении своих учеников-ординаторов. Девочка раскрывает ноутбук и быстро пишет.

– Он всегда такой странный?

Улыбаюсь ей.

– Нет, просто настроение хорошее.

Ещё через час мы стоим возле операционного стола.

– Лилия, видишь? На экране это голосовые связки, – поясняет Заславский, показывая девочке на монитор. Сам в это время параллельно действует эндоскопом в её носоглотке. – Чтобы звучал голос, они должны соприкасаться и вибрировать. Но, как ты знаешь, левая парализована. Если ты меня понимаешь, мигни один раз. Если нет, то два.

Девочка мигнула.

– Эллина Родионовна, пришли поболеть? – спрашивает анестезиолог.

– Пришла поболеть за Лилию, если она не против.

Девочка, несмотря на зонд у неё в носу, улыбается.

– Итак, – продолжает Заславский, обращаясь к ней, – я сделаю небольшой надрез, но ты почувствуешь только лёгкое надавливание. Хорошо?

Лилия морщится, но терпит. У этого ребёнка удивительно отважный характер! Другая бы на её месте даже в монитор заглянуть побоялась, а эта терпит.

– Так, Лилия. Сейчас лежи абсолютно неподвижно, – говорит Заславский.

– Осталось чуть-чуть. Ты молодец, – успокаиваю пациентку.

– А теперь я попрошу тебя глотнуть, если сможешь. Так, а теперь попробуй сказать «И».

Вместо звука шипение. Валерьян Эдуардович делает пару манипуляций.

– Попробуй ещё. Ты сможешь, – улыбаюсь девочке.

– И-и-и-и… – выдаёт она слабый, но довольно отчётливый звук, и начинает широко улыбаться.

– Валерьян Эдуардович, вы гений! – искренне радуюсь за неё.

– Это всего лишь моя работа, – скромничает он. – Ты молодец, девочка. Будем заканчивать.

Лилия смотрит на меня и шепчет со счастливым видом:

– Спасибо.

– Ещё успеешь наговориться, – отвечаю ей и радостно смеюсь.

Ещё одно маленькое чудо в нашей трудной работе.

Радость улетучивается, когда оказываюсь в своём отделении. В первой палате идёт сражение за жизнь пациентки.

– Пульс нитевидный.

– Общий крови, малую биохимию, КЧС, снимок груди, ЭКГ, – распоряжается Данила Береговой. – Ставьте допомин 10 микрограмм на килограмм.

– Оксигенация 88.

– Вызывайте ИВЛ.

– Давление 60, желудочковый ритм, пульс 50…

– Пульс пропал!

Данила требует ввести атропин, потом подать дефибриллятор. Монитор пищит на одной ноте, извещая остановку сердца. Спрашиваю, нужна ли моя помощь. Он, продолжая делать массаж сердца, отрицательно мотает головой.