– Да ты… да ты… Понимаешь вообще, какие люди стоят за Мураховским?!

– Мне наплевать, кто за кем стоит. Я честно выполняю свою работу. Согласна, с блогером погорячилась. Но действовала исходя из соображений справедливости, а не ради хайпа. В конце концов, я в отделении не «голую вечеринку» устроила, как одна девица! – с этими словами кладу трубку.

Беру чашку, делаю большой глоток остывшего чая.

– Фиг тебе, Гранин! Я так просто не сдамся! – произношу вслух и… замолкаю. А что смогу сделать, если Мураховский подключит свои связи?

Вздыхаю. Но упрямо поправляю волосы, белый халат и выхожу из кабинета. На ресепшене мне сообщают, что поступила старушка в плохом состоянии.

– Женщина, 67 лет, найдена соседом без сознания связанной, с заклеенным ртом. Множественные раны, ушибы и ссадины, возможен перелом носа, – докладывает фельдшер «Скорой».

– Снимок шеи, катетер, мочу на кровь, – решаю сразу же.

– Перелом носа есть. Вокруг глаз и рта – это что, ожоги? – спрашивает Елена Севастьянова.

– Нет, следы пластыря, – отвечает опытная медсестра. – Давление 135 на 70, пульс 120.

– Похоже на перелом лодыжки, – говорит Елена.

– Всё обойдётся, Галина Николаевна, мы вам поможем, – говорю, наклоняясь к лицу старушки. Она смотрит на меня удивлённо-грустными глазами и молчит. – Где полиция? – спрашиваю коллег.

– Едет, – слышу в ответ. – О, Господи! – произносит поражённо одна из медсестёр, приподнявшая платье старушки, чтобы проверить её живот. Там красным фломастером размашисто выведено: «Тварь».

Мы переглядываемся. Это что-то личное? Дальнейшая проверка усугубляет наши предположения. Выясняется, у Галины Николаевны внизу есть и другие травмы. Над ней надругались.

Какой упырь смог такое сотворить с пожилой женщиной?!

После осмотра везём её в палату.

– Галина Николаевна, мне придётся удалить остатки пластыря с вашего лица с помощью растворителя. Немножко будет щепать. Ординатор Елена Севастьянова задаст вам некоторые вопросы. На них нелегко отвечать, но это очень важно для того, чтобы найти преступника. И это, безусловно, поможет нам вас вылечить, – говорю старушке.

Дальше Елена спрашивает, пытаясь уточнить, как происходило половое издевательство. Галина Николаевна отвечает, хотя видно, как тяжело ей даётся подобное.

– Всё было так быстро… – поясняет она. – Он схватил меня сзади, швырнул на пол. Он бил меня. Пинал ногами, бил кулаками. Разбил мои очки.

– Вы видели его лицо?

– Не помню… Я помню… только пластырь, – и пациентка начинает горько плакать.

Нам приходится прекратить расспросы и дать ей успокоительное. В таком возрасте и такой стресс может быть чреват сердечным приступом. Оставляю Елену в палате, сама выхожу. Но подумать об этом страшном случае не успеваю: подлетает Данила.

– Элли! Ты не поверишь! Меня заинтересовал тот случай с прозрением. Я навёл справки. Тот мужчина, Максим Петрович, музыкант, был в нашей клинике раньше. В карточке написано: «Слепой».

– Ты уверен?

– Смотри сама.

Проверяю. Действительно.

– И никаких признаков симуляции?

– Нет, Он легко повредил ногу, упав дома в ванной. Остроту зрения не проверяли.

– Интересно, – задумчиво произношу, знакомясь с карточкой больного. – Какой у него угол зрения?

– Кто знает? Пути Господни неисповедимы, – улыбается Данила и уходит.

Я собираюсь пойти наконец к себе, заняться бумагами. Но тут подкатывает в инвалидном кресле мужчина.

– Вас зовут Эллина Родионовна?

– Да, – поворачиваюсь к нему.

– Я Евгений, друг Максима Петровича, музыканта. Того самого, которого вы исцелили от слепоты. Сейчас видел, как он в парке играет со своей собакой, – говорит инвалид, глядя на меня… так, пожалуй, на чудотворный образ в церкви смотрят. С надеждой.