– Номей, успокойся. Не ты один на этом свете ложился спать с бревном, – поддержал друга Фрин.

– А что, ты предпочел бы иметь такую женушку, как Аколазия? – лукаво спросил Фрина Менестор.

– Нет, не предпочел бы. Поэтому я сегодня здесь, а завтра буду в другом месте, и всегда – с женой, – ответил Фрин.

– Номей, как видишь, у тебя нет никаких оснований жаловаться на судьбу, – заключил Вакк.

– Вы всегда можете навестить нас. Мы будем вам рады, – решил внести свою лепту в благородное дело взаимопомощи Подмастерье. – Вот, Менестор на свою жену не жалуется, но сюда прибыл не в первый, и даже не в третий раз. Доверьтесь его опыту.

– Менестор у нас бычок, – заметил Вакк.

– От этого нам только лучше, – парировал Подмастерье и тут же понял, что переборщил не только с лестью, но и с глупостью.

– Венафр вошел? – спросил Менестор.

– Да, – ответил Номей.

– Значит, подошла и моя очередь, – с притворным равнодушием произнес он.

XIII

Прошло чуть более часа с момента появления строителей, и Подмастерье мог уже подвести первые предварительные итоги их благотворного нашествия. Он начал думать, как бы отблагодарить Менестора за его поистине самоотверженное служение своему и общему с молодыми предпринимателями делу.

Наиболее целесообразным было сочтено остаться благодарным ему в душе, без какого-нибудь шумного внешнего проявления благодарности. Осознание благодарности без сообщения о ней Менестору казалось наиболее подходящим вариантом, несмотря на полное его равнодушие к ценностям такого рода.

– Ребята, вы можете меня не ждать, – обратился Менестор к Вакку, Фрину и Номею. – Я могу задержаться.

– Вот хитрец! – заметил Вакк.

– Какой ценой, какой ценой, дорогой Вакк! – спокойно сказал Менестор. – На Аколазии, наверно, живого места не осталось!

– Я бы еще перекинулся в картишки с кем-нибудь, – возразил Фрин. – Нас, как я понимаю, отсюда не гонят.

– Я иду домой, – сказал Номей.

– А ты, Вакк? – спросил Фрин.

– Я не прочь поиграть.

– Менестор, решай, будешь с нами      играть или нет? – допытывался Фрин.

– Нет. Я устал сидеть, – сказал Менестор. Побеждать имеет смысл лишь раз в день.

– Почему это? – поинтересовался собравшийся уходить Номей.

– Потому, что победы приедаются и уже не ощущаются как победы.

– Но тогда и      терпеть поражение нельзя более раза в день, – заметил Подмастерье. – Правда, по твоей логике, Менестор, каждое очередное поражение      уже не будет переживаться так болезненно, как первое, и, может, вообще станет неотличимым от победы.

– Ты прав, Мохтерион.

– Я не очень хорошо понял, что он сказал, – обратился Номей к Менестору, имея в виду Подмастерья.

– Самая большая опасность, вернее, неудача человека не в том, что судьба обделяет его победами, а в том, что она осчастливливает его неспособностью к поражению, – внес еще большую путаницу Мохтерион.

– Несчастен тот, кто ни разу не побеждал в жизни, – не скупился на урезывание излишков половой энергии в пользу мыслительной Менестор. – Чего стоит жизнь такого человека?

– Быть может, ты прав. Но не менее несчастен тот, кто никогда не терпел в жизни поражения, или же так полагает, что не терпел, – отстаивал свой взгляд Мохтерион. – Я не представляю, чего могут стоить его победы."

Номей сам открыл дверь, и Подмастерье поспешил проводить его. Фрин и Вакк погрузились в игру.

– Я не желаю себе поражений, – сказал Менестор вернувшемуся Мохтериону.

– Я присоединяюсь к твоему желанию. Но мы останемся друзьями и в том случае, если я себе не пожелаю побед, – сказал Мохтерион.

– Ты говоришь неискренне, – заметил Менестор.

– Не думаю.

– Тогда желаю тебе успехов, – улыбнулся Менестор, и, подойдя к двери, стал прислушиваться, не подает ли признаков жизни Венафр. – Вот, мерзавец. Еле загнали, а выгнать некому.