Он подождал еще несколько минут, но шагов Аколазии из залы к выходу не последовало. В конце концов, она могла решить воспользоваться своим входом; благо, Детерима могла закрыть за ней дверь. Такое решение было бы вполне разумным. И главное, она имела право поступить так.
Он вошел в залу, подошел к столу, где лежали для него деньги, пересчитал их и, убедившись, что сумма соответствует ожидаемой, поспешил к себе. Без задержки он улегся в постель, намного позже того времени, когда ложился, бывая в режиме, но на столько же раньше по сравнению со временем, когда он занимался с Аколазией древнегреческой философией.
Глава 4
I
================================================
================================================
“Лот поднял чашу с вином и обратился к гостям:
– Почтенные господа! Я благодарю Бога, что с Его помощью имею честь услужить вам! Видно, мои грехи и провинности, – если даже они превышают добрые дела, совершенные мной в жизни, – все же соразмерны с ними, ибо мне дарована счастливая возможность почтить вас в стенах моего дома. Судьба не послала мне сыновей, и, хотя, признаюсь, иногда я сожалел о том, что рядом со мной нет сына, плоти от плоти моей, который прибавил бы мне сил в повседневной борьбе и позволил бы стариться без забот и умереть без тягостных мыслей, не обременяя своей смертью близких, я никогда не роптал на нее за это.
Сегодня же у меня есть повод благословить ее, ибо труд моих дочерей позволил мне почувствовать себя полноценным человеком, насколько это возможно, и приветствовать вас. Помощь моих невесток имела бы иной привкус. Я верю, что обращаюсь к благородным людям, и, всей душой радуясь этому общению, могу лишь пожелать вам долгих лет жизни, наполненных здоровьем и миром, на благо вашим близким и всем тем, кому посчастливилось или посчастливится в будущем соприкоснуться с вами.
Лот поднес чашу к губам и неторопливо осушил ее.
Слушая его, Анубис и Корбан несколько раз переглядывались, и чуть заметно улыбались. Быть может, гостеприимный хозяин обезоруживал их своей искренней и невинной радостью и невольно увеличивал бремя, которое непостижимым для большинства образом каждый честный и беспощадный к себе человек накладывал на себя даже при самом поверхностном и мимолетном общении с другим человеком, а тем более с человеком, похожим на него.
Анубис первым поднял свою чашу для ответного слова.
– Дорогой Лот! Не в первый раз мне выпадает благодарить тебя за сегодняшний вечер. Правда, с самого начала наша благодарность была смешана с чувством неловкости за твое несколько неумеренно доброжелательное отношение к нам. Признаюсь, твоя доверчивость не раз заставляла меня сомневаться в своих возможностях, хотя, скажу без ложной скромности, умею различать добро и зло, особенно, когда мне приходится делать зло во имя добра. Желаю тебе, чтобы ты ревностно относился к труду и исполнению своих обязанностей и тем тверже и увереннее стоял на земле. Благодарю тебя и всю твою семью за теплоту и радение о том, чтобы мы ни в чем не испытывали недостатка. Да будут благословенны дом твой, семья твоя и все потомки твои!"
Анубис пригубил чашу и, сделав глоток, поставил ее на стол. Он не стал дожидаться уговоров Лота и поспешил добавить, опередив Корбана с его благодарственным словом:
– У вас изумительное вино. Но я пью очень мало, вернее, совсем не пью, хотя ради сегодняшнего ужина решил сделать исключение. Думаю, Корбан не станет брать с меня пример.
– Ты прав, Анубис, но лишь отчасти. Я хочу повторить то, что ты сказал, – глядя на хозяина, взял слово Корбан, державший свою чашу с момента завершения ответного слова Анубис а. – Добрый человек, правда, твое расположение к нам несколько ограничило нашу свободу, но я переживаю такое состояние, когда подобное лишение не может не радовать и даже не воодушевлять, ибо ничто не может удовлетворить дух человеческий так, как сознательный отказ от чего-то очень дорогого и прекрасного ради еще более прекрасного, предлагаемого другим человеком.