Единственная загвоздка с Детеримой, состоящая в ее поневоле иждивенческом положении, могла быть устранена сравнительно безболезненно в силу кратковременности ее нахождения у него в гостях. Аколазия не могла бы сковать свободу действий сестры при изменении отношения к ней, а на полный разрыв с Мохтерионом она не пошла бы.


Может, Аколазию следовало пожалеть? крип двери, донесшийся до Подмастерья и оповестивший о наступлении очереди следующего строителя, вынудил вынести категорическое заключение: Аколазию жалеть не за что.


XII


Вакк действительно не превысил предполагаемого промежутка времени, установленного для среднежеланного клиента. Он приблизился к играющим и включился в коллектив, вытирая руки носовым платком.


– Кого мне заменить? – спросил он.

– Номей, ты безнадежно отстал от нас, – весело сказал Менестор. – Иди, утешься любовью.

– Я вам еще показал бы, – не сдался Номей, но лишь на словах, ибо в следующее мгновение он встал и передал свои карты Вакку.

– Она еще дышит? – спросил он Вакка.

– Скажу тебе по секрету, только не выдавай меня: мне то и дело приходилось ее сдерживать, такая она прыткая! Ей надо юнцов подкидывать, – присовокупил Вакк.

– Посмотрим, – поостерегся делать преждевременное заключение Номей и вышел.


Признание Вакка не огорчило Мохтериона. В конце концов, он не мог не оценить пособности Аколазии, на которых держалось их общее дело. Отделяя душу от тела, она тем самым способствовала ему, ибо расход тела, как было очевидно, намного уменьшался, когда душа устремлялась в другое место.


И тут, конечно, тщетно было бы жаловаться, что ее душа ищет убежища вне дома, вне его хозяина. Видимо, Аколазия благодарила Бога за предоставленную ей возможность быстро пополнить свой кошелек и как-то возместить траты, связанные с приездом сестры.


Игра завершилась до того, как освободился Номей. Он не скрывал торжества победителя.


– Кто это выдумал, что кому не везет в картах, везет в любви, или наоборот, черт знает! Я могу сказать лишь одно: кому везет в одном, тому везет и в другом, и в третьем, а кому не везет, так не везет ни в чем, – произнес что-то вроде заключительной торжественной речи Менестор.

– Менестор, – обратился к нему Подмастерье. – Учти, что всем твоим партнерам созерцание Аколазии мешало, а тебе помогло.

– Да я их облапошу и без Аколазии точно так же, как я их наказал только что. Венафр, готовься к выходу. Ты заслужил это как потерпевший поражение.

– Но где же Номей? Или, может, ты советуешь мне пристроиться к ним третьим? – заметил Венафр, который как стало ясно из его слов, не возражал против великодушного поступка победителя.


Видимо, никто кроме Менестора не расслышал поскрипывания двери, и, прислушавшись более внимательно Подмастерье услышал шум падающей струи воды из узкой пристройки к галерее. Через минуту Номей вошел в комнату.


– Что скажешь, Номей? – спросил его Вакк.

– А то, что все вы притворщики и подлецы!"


Подмастерье насторожился.


– Чем же мы тебя обидели? – снова смягчился Вакк.

– Вы меня не обидели, да вот гордость свою позолотили и покрасовались.

– Я никак не пойму: ты получил свое или нет? – вступил в разговор Фрин.

– Получить-то получил, Фрин, да жаль, что свою старушку за волосы не приволок, чтобы насмотрелась, что и как баба должна делать в постели!

– Но это же легко исправить! Приведи ее завтра, – предложил Менестор.

– Это невозможно!

– На эрекцию жалуешься? – поинтересовался Вакк.

– Нет, моя половина больна.

– Больна? Чем? Никогда от тебя этого не слышал, – удивился Менестор.

– Как чем! Порядочностью!

– Ну, друг! Эта болезнь наше основное национальне достояние, – отчеканил Менестор. – Венафр, что же ты зеваешь, беги скорей к Аколазии. Ей-Богу, она разыгралась и находится в боевой готовности.