В конце концов, Илона была права. Я веду себя то ли как малолетка, то ли как перезрелая старая дева. Соответствовать возрасту у меня никак не получается. И конечно, для сорокалетнего мужчины это выглядит смешно.

Едем в машине в тишине. Это всё проклятые стринги виноваты. Это из-за них я такая дёрганая сегодня и во всём вижу пошлость и распущенность. Я ещё не созрела их носить. Мне стоило начать с чего-то более консервативного – тогда я не реагировала бы столь остро на какие-то фотографии… Наверное.

Но уверенности в этом нет. Потому что рядом с этим мужчиной я ни в чём не могу быть уверена. Мой организм воспринимает его слишком неадекватно. Как будто он какой-то особенный, уникальный.

Олег решает проявить консервативность и везёт меня снова в тот же ресторан. Мне тут нравится. Кухня и обслуживание на высоте, приятная музыка, красивый интерьер в классическом стиле. Тут дорого и публика приличная. Папа тоже любит это заведение, а он весьма придирчив.

Орлов больше не отпускает пошлых шуток. Мы беседуем на нейтральные темы, обсуждаем фотовыставку, вернее, её основную часть. Он рассказывает, как познакомился с Фролом и как в молодости они вместе поехали в турпоход и заблудились.

Волнение немного спадает. Даже кролик сегодня не беснуется так, как в прошлый раз. И лишь по пути домой за грудиной болезненно ноет страх, что это может быть наша последняя встреча. В памяти снова и снова всплывают слова Илоны о забитой библиотекарше. Я ругаю себя за истерику перезрелой девственницы, которую устроила в зале с эротическими фотографиями. Нужно было взять себя в руки и реагировать на экспозицию адекватно. Я же… Вспоминать своё поведение до боли стыдно.

Сомневаюсь, что такому мужчине, как Олег, захочется впредь возиться со мной… Возможно, взрослые мужчины ценят девственность физическую, им приятно быть первыми и единственными. Но у меня, кажется, девственность умственная, а это уже диагноз. Правильно он сказал, что я думаю целкой, а не головой. Нечего обижаться – сама виновата.

Когда подъезжаем к моему дому, Орлов не торопится выходить.

– Миша, погуляй немного, – отдаёт указание водителю.

Звук захлопывающейся двери оглушает. Зачем он попросил его уйти? Сердце тут же разгоняется и, не справившись с управлением, улетает в глубокий кювет. Кролик мечется, будто ему грозит смертельная опасность. Безумие возвращается.

Мы наедине. На улице темно, окна тонированные – нас никто не видит. Боже… Ладони потеют от страха. Или предвкушения?

Что он собирается делать?

Олег обхватывает моё плечо и разворачивает к себе. Смотрит пристально, будто изучает. Стук сердца разносится кровью по телу и отдаётся в барабанные перепонки. Бах, бах, бах…

Мужчина ничего не говорит. Его молчаливый взгляд сводит меня с ума. О чём он думает? Как я должна сейчас себя вести, чтобы ничего не испортить?

Мечтаю, чтобы он меня поцеловал. Даже не так… Если он меня не поцелует, то я умру. Если скажет, что разочарован и больше не хочет со мной встречаться, то я не переживу. Потому что весь мой мир сейчас сконцентрирован в этом мужчине. Ради того, чтобы почувствовать вкус его губ, я готова на многое, даже на преступление.

А он, как назло, застыл и медлит… Раздумывает, что со мной делать? Сомневается, нужна ли ему закомплексованная малолетка? Подбирает слова, чтобы не обидеть разочарованием?

Боже…

Обезумевший кролик кусает изнутри мою душу. Он тоже в отчаянии, устал от предвкушения и неопределённости. Я слишком долго ждала этого мужчину. Целые двадцать два года…

И когда кажется, что это тупик и ничего не будет, Олег касается моих губ.