Каспиан был одним из самых могущественных криминальных лидеров Уоллума. Любой пират, заходящий в порт, любой разбойник, сто́ящий своего пороха, или мадам, желающая сохранить своих шлюх, знали Каспиана и оказывали ему все возможное почтение. Я же его презирал. Но охотники за пиратами в глазах всего мира стояли ненамного выше пиратов, и поэтому капитан Слейдер – а значит, и я – вел дела с этим остроглазым ублюдком, подобно всем прочим.

В комнате, кроме Каспиана, собрались еще четверо. Один из них, жилистый парень в парике не по размеру, сидел спиной к пылающему очагу. Он смотрел на меня с неприкрытой враждебностью. Судя по раскрасневшимся щекам, он уроженец Уоллума, их легко узнать. Второй тоже был из Уоллума, как и великан, созданный природой, чтобы волочь плуг или ходить на медведя с голыми руками, – явно человек Каспиана. Он стоял рядом с молодой женщиной, привязанной к стулу. Я сразу понял, что передо мной штормовичка, за которой мы пришли.

Одежда женщины была поношенной: юбки, возможно, когда-то из желтой и белой бязи, лиф, наполовину прикрытый длинный мужским плащом. Темно-каштановые волосы убраны под белый чепец, а лицо, насколько я мог судить, казалось красивым. Его наполовину закрывала маска, которую обычно надевали на штормовиков, чтобы их челюсти оставались неподвижными.

Внутри меня все сжалось, и я отвернулся. Нет, не маска. Это кляп. Сила штормовика заключалась в его голосе, и кем он был без него? Обычным, избитым до синяков человеком со впалыми, полными гнева глазами.

Я чувствовал на себе ее взгляд, пока рассматривал последнего участника аукциона. Он казался знакомым, хотя я не сразу узнал его. Мужчина стоял рядом с дверью, на нем был длинный, до колен, распахнутый настежь сюртук насыщенного сливового цвета, на поясе виднелись пистолет и абордажная сабля. Его руки были покрыты шрамами, а выбеленные солнцем каштановые волосы были собраны в короткий хвост. Чисто выбритый, с глазами не то серого, не то зеленоватого цвета и кожей такого же мягкого коричневого оттенка, как у Фишер. Несомненно, родом он с северного побережья, потомок тех самых завоевателей, которые когда-то наводнили Аэдин, заставили всех славить Святого, а язычников, поклонявшихся гистингам, – к слову, среди них были и мои предки – вытеснили в леса на южных берегах.

Он заметил меня, и его губы тронула спокойная улыбка. Мы не были знакомы лично, но я полагал, что он пробыл пиратом достаточно долго, чтобы распознать флотского с первого взгляда. Даже если тот находился в опале.

Я же слишком часто видел его изображение на листках о розыске, чтобы не узнать.

– Что вас привело в порт? – поинтересовался я у знаменитого пирата Джеймса Элайджи Димери.

Я устроился рядом с ним, а Фишер заняла место за столом и поприветствовала всех собравшихся от имени нас обоих. Она могла сколько угодно задевать меня, когда мы находились на борту своего корабля, но в подобных ситуациях оставалась профессионалом, проявляя сдержанность.

Джеймс Димери принял ту же позу, в которой стоял я: выпрямился и спрятал руки за спину. Его голос был низким и приятным:

– То же, что и вас, полагаю.

Отвечая, он даже не посмотрел на штормовичку. Похоже, его куда больше интересовала открытая дверь.

Сомнения, зародившиеся на улице, обрели смысл, превратились в предупреждающий шепот, что звучал в голове. В этом человеке было скрыто нечто большее, чем казалось на первый взгляд. Он не был магом, по крайней мере, этого никто не знал, но он занимался своим ремеслом десятилетиями. Ни одному пирату не удалось протянуть так долго. Неудивительно, что вокруг него крутилось множество слухов. Обычно их источником становились испуганные жертвы, рассказывавшие о кровавых схватках с его участием, дерзких побегах, связях с самыми влиятельными особами, его холодной манере поведения и расчетливых поступках.