Она плакала, пока не уснула и в платье проспала до утра. Ей приснилось, что она лежит дома в постели матери… позади неё у стены… свернувшись калачиком и положив голову матери на плечо… Так живо представился ей этот сон, что, даже проснувшись утром, она некоторое время воображала себя дома.
Но вот позади неё у окна послышался шорох и, оглянувшись, она увидела «тётю» в утреннем костюме, занятую поливкой цветов. Сразу вспомнилось Элли, где она и что с нею!.. Рыдания снова подступили ей к горлу. Но в то же время она вспомнила, что лежит совсем одетая, и так испугалась, что тётя рассердится, заметив это, что горе сразу рассеялось. Элли чувствовала, что тётя непременно придёт в негодование, как только увидит её в платье, и не могла себе представить, как поступают, когда сердится чужой человек… К счастию, учительница так была занята своими цветами, что ничего не заметила.
В этот день в школе было уже несколько легче. Элли сама нашла свое место и знала уже, когда следовало вставать, чтобы отвечать учителю. Потом весь класс, в который попала Элли, повели в этот день на урок гимнастики, причем пришлось идти через город и можно было увидеть новые места.
Вечером Элли опять всплакнула в постели, но на этот раз лишь немного, так как была очень усталая и скоро заснула.
Постепенно она стала привыкать к своему новому положению, и так как уроков задавали много, а учить эти уроки было нелегко, то ей не оставалось времени на слёзы. Но до слёз всё ещё было не далеко, и они неизменно чувствовались в самом горле, прорываясь при каждом удобном случае, в школе или пансионе, иногда даже без видимой причины и совсем неожиданно для самой Элли.
Тем не менее привычка вступала в свои права, и через несколько недель Элли стала внимательнее приглядываться к тому, что окружало её. Теперь она могла опять смеяться, когда её смешили, и ей не хотелось больше плакать. В школе было несколько веселых девочек, и поневоле приходилось смеяться, когда оне шалили и шутили в отсутствие учительницы. Они передразнивали иногда учителей, и, хотя Элли сознавала, что это нехорошо, она не могла устоять против соблазна присутствовать во время перемены на представлении. Так смешно было видеть, с каким искусством шалуньи подражали голосу и манерам некоторых учительниц! Элли почувствовала даже, что тоже может изображать старую начальницу и, вернувшись в пансион, проделала в своей комнате все, что делали школьные шалуньи. Но в школе она не решилась этого делать. Она боялась, что все столпятся вокруг неё и что будет ужасно стыдно.
В это же время она стала размышлять о том, что невольно наблюдала вокруг себя. Школьная жизнь имела свои интересные стороны и совсем не походила на домашнюю. Не видев этой жизни, нельзя даже представить себе её особенностей! – Да, всё в городе было совсем не так, как в деревне или в пасторате!.. Комнаты больше походили на гостиные, чем на спальни и рабочие комнаты; пища была разнообразная. Масло подавалось только к закуске, и молока никто не пил больше одного стакана зараз… Впрочем, Бог весть откуда они доставали в городе и то молоко, что пили, так как нигде не видно было ни одной коровы!
Обо всем этом Элли писала в своих письмах к матери. Писала она и о многом другом.
Так в городе все читали или учились, а когда не учились – отдыхали. Даже взрослые люди не делали ничего другого, и «тётя» поступала, как остальные, если не считать работой ухода за цветами, которые она любила.
Самой Элли приходилось заучивать шведские и немецкие слова, которые потом спрашивали в школе. Если кто-нибудь не знал урока, заставляли снова учиться до тех пор, пока ответ не получался удовлетворительным. Некоторые слова надо было только запомнить настолько, чтобы знать, что они означают; но другие слова заучивались наизусть и такие назывались исключениями. Кроме того надо было заучивать наизусть названия разных стран и чужестранных городов, которые произносились совсем не так, как было напечатано в книге большими буквами, а как стояло рядом маленькими буквами в скобках. Это было нелегко и не стоило считать урок подготовленным, пока не удавалось выучить наизусть всё заданное, точно катехизис. Во время приготовления уроков тётя то и дело приходила спрашивать; если ученица не знала уроков, ей советовали «собраться с мыслями и постараться хорошенько», что не всегда удавалось, так как мысли иногда улетают куда-то далеко; во всяком случае, погулять выпускали не раньше, чем все уроки были приготовлены.