Проглатываю слюну.

Второе условие мне и так ясно. Или ребенок останется в клинике и Вильцев выяснит все сам. 

Как это на него похоже!

Привстаю. Да я лучше машину продам и оплачу пребывание в клинике, сколько бы с меня не попросили доктора.

- Я остаюсь, - негромко говорю медперсоналу.

Вильцев скалится.

- Если передумаешь, - протягивает мне зажатую между пальцами визитку. - Звони до тридцать первого декабря. Потом я беру отпуск и буду занят. 

Сжимаю кулаки так, что аж руки болят.

Как это похоже на него, просто кошмар! Он не дает другим даже права решать!

- Я все оплачу! - кричу Вильцеву в спину. – Спасибо за все, что ты уже сделал для нас!

Он стоит уже у лифта, но в последний миг разворачивается. Даже отсюда вижу, как у него блестят глаза. Такой злой, что меня аж пронимает.

- Ты вечно хочешь чтобы все поступали так как тебе этого надо, поэтому я…

- Мне нужна правда и только правда о прошлом, Ань, - перебивает Вильцев нажимая на кнопке вызова лифта. 

После этих слов его голос становится совершенно спокойным, практически ледяным.

- Так что это все не лично из-за тебя. Я, кстати, опоздываю сейчас на встречу с родственниками невесты!

Его слова как будто бьют под дых. 

Они как страшная правда: он не любил или забыл меня…

7. Глава 7

Чувство такое, что не было этих шести лет. 

Как будто еще вчера Кирилла попытались привлечь к ответственности за нападение на мою маму и все соцсети пестрели фотографиями красивой девушки, с которой он якобы был в ту ночь.

Вильцев-старший пытался его отмазать.

Поднимаю голову, когда хлопают двери операционной и выдыхаю.

Вот, она, моя дочка! 

И ничего, в общем-то уже неважно. 

Бросаюсь к каталке, на которой лежит укутанное в простыни маленькое тельце. Меня отталкивает медсестра.

- Что вы, не положено!

А у меня слезы катятся из глаз.

Хватаюсь за сумочку.

- Я заплачу. Сколько хотите, сколько надо! - вспоминаются угрозы Кирилла.

Медсестра цокает языком и протягивает мне одноразовый медицинский халат, который берет из операционной.

- Оплата потом, - выдыхает устало. - А сейчас стерильность.

Я радуюсь тому, что осталась рядом. Это для меня высшая награда.

Глажу Бусинку по щеке. Такое чувство, что не могу на нее насмотреться.

- Ей больно? - спрашиваю когда дочка хмурится.

- Нет, она спит.

- Почему?

- Наркоз, - поясняет медсестра. - Приехали.

Перед нами открываются двери просторной чистой палаты. Здесь все обставлено почти как в фильмах про американские больницы: удобное кресло у окна для посетителей, большая кушетка с кучей ручек и проводов для пациента, пульт с множеством кнопок, щкаф для вещей, этажерка с книгами, тумбочка с игрушками, телевизор и даже горшок с комнатным растением в углу, картины на стенах.

Стоить это все должно немало.

- Я заплачу, - в растерянности повторяю я, стоя посреди всего этого больничного великолепия. 

Двое взявшихся как будто из ниоткуда медсестер перекладывают дочь на кушетку.

- Счет доставят в палату.

Киваю.

Заглянувший в палату врач объясняет мне что случилось с Вероникой, я слушаю как в тумане. В сознании застревает только то, что прогноз хороший, практически замечательный - хоть здесь отлегает от сердца. Все сделали вовремя. Но надо будет понаблюдаться, если повезет, выпишут к Новому году. Останутся только небольшие шрамики, если захочет, сделает потом татуировку.

- Простите, что? - тут только прихожу в себя.

- Ну это в будущем, - смущенно улыбается врач, один из тех самых оперирующих хирургов, который помоложе. - Времени еще… теперь должно заживать.

Медсестры дают мне чистую пижаму - условиями клиники и такое вот предусмотрено и я ложусь рядом с Бусинкой на кровать.