— Пятьсот рублей! — перед моим носом мелькнула тонкая ладонь.

Я повернулся и уставился на девушку с протянутой рукой.

— Деньги вперёд! За проживание пятихатка. Это за два дня. Если соберётесь оставаться дольше — будет дороже, потому что сегодня мы очевидно остались без света. Можете занять мою комнату, — она указала в сторону двери, у которой я остановился.

Выудив из бумажника купюру, протянул девчонке.

— Ох, дяденька, да вы мажор. Только боюсь на почте сдачи с пятерки не насобирается. Помельче есть?

— Значит, оплати заодно и другие свои долги. Это за два дня. Если накормишь меня, и постираешь мои вещи, то за третий заплачу ещё больше.

— Больно надо! Да и кормить мне вас нечем...

— Вот и купи чего-нибудь поесть, — как само собой разумеющееся, я протянул руку и поправил завернувшееся кружево на ее плече.

К моему удивлению, грубиянка спорить не стала. Густо покраснела. Молча обула сандалии и собиралась уже выйти из дома.

— Почему окно в кухне заколочено? Без света там совсем темень, — остановил ее я.

— Все от тех же «знакомцев», которые напиваются и в окна ломятся, — буркнула она себе под нос.

Похоже, моя наглость сбила спесь с этой девицы.

— Странно, что в спальне открыто настежь.

— Что ж мне из-за этих идиотов совсем тут задохнуться, — бормотала она. — Их обычно интересует кухня. Когда холодно, я там моюсь.

— Душа нет? — меня только сейчас осенило.

— Ееесть, конееечно же! — всплеснула руками грубиянка, моментально забыв о стеснении. — На улице! Как, кстати, и туалет. Если передумали — предоплату не возвращаю!

— Лиса, — усмехнулся я. — Дам тебе ценный совет. Ты в порядке исключения попробовала бы лифчик под платье надевать. Глядишь, у ухажёров бы пыл поутих.

Девчонка встрепенулась, и прикрыла грудь руками. Нахмурилась, явно расстроившись. Должно быть, я переборщил. С виду такая бойкая, но стоит проявить к ней чуть больше мужского внимания, как она тут же теряет дар речи. Слова не выдавила, развернулась и зашагала прочь. Я вышел вслед за ней, чтобы осмотреться во дворе и забрать свой чемодан.

Два небольших покосившихся сарайчика за домом оказались теми удобствами, на которые я мог рассчитывать. Блеск. Добродушный пёс, виляя хвостом, все так же молча бегал вокруг меня.

— Ты ж охранник. А даже голоса не подал, когда чужак в дом вломился. Плохой пёс, — я потрепал худую животину за ухом, и глянул на небо, когда на улице заметно потемнело.

Тучи. Похоже, дождь собирается. Было бы неплохо. В этой духоте мозги закипают. А тут наверно ни одного кондиционера на всю деревню. Надо бы чемодан разобрать, да ополоснуться от дорожной пыли, пока не ливануло. Но сначала... Я подошёл к фронтальному окну и одним рывком сорвал лист фанеры, хлипко приколоченный к раме маленькими гвоздиками. Поставил его у забора и, подхватив чемодан, отправился в дом.

Оказавшись в комнате, я снова осмотрелся. На стенах несколько фотографий. Никаких случайных снимков. Словно строгая хронология. Грустная первоклашка с заплаканными глазами за партой. Затем, чуть старше хмурая девчушка с затейливой косичкой вокруг головы. Следующий снимок: выпускница девятого класса, судя по надписи на ленточке, свисавшей с ее плеча. В руках у недовольной девушки красный аттестат. Белая застиранная рубашка и мешковатая чёрная юбка были явно маловаты, да и сильно выбивались из общей картины, где фоном стояли девушки в пестрых платьях всевозможных фасонов. Но сильнее всего моим вниманием завладело последнее фото. На нем Вероника, очевидно, заканчивала школу: почти такая же, какой предстала передо мной сегодня. Взрослая девушка со строгим взглядом фиалковых глаз, тёмные кудри рассыпаны по хрупким плечам. На шее золотая медаль. Я даже осмотрелся в поисках награды. Странно. Нигде не видно. Обычно подобное выставляют напоказ.