— Мааам, принимай товар! — проревел голос из-за спины женщины.

В дверях показался амбал с сигареткой в зубах. На темечке чёрная кепка с лейблом БМВ. Синие растянутые треники и… дырявая матроска, растянувшаяся на пивном брюшке. Промашка вышла. Двадцать лет прошло. И ничего не изменилось.

— Иду, Петруша! Не стой на сквозняке! И брось ты сигарету! Это вот мой средненький — Петька, — рекламировала женщина своего сына, будто я на смотринах, — двадцать восемь через неделю. Наверно твой ровесник.

— Да нет, я лет на десять постарше буду, — усмехнулся я.

Продавщица окинула меня подозрительным взглядом. Стянув с сына кепку, принялась приглаживать его и без того сальные волосы.

Кем бы ни оказалась эта Вера — она мне уже нравилась. Я б с таким, как этот Петруша, даже за один стол не сел. Уж лучше жить у неё, чем с этим семейством. Ну, или все же в палатке.

— Где ее найти-то? — уже собираясь уходить, спросил я.

— Кого? — кажется, продавщица успела забыть, о ком мне только что так красочно повествовала. — А, змеюку... тьфу ты, Верку! Иди по центральной улице, крайний дом слева. Там ещё оранжевый Москвич у ворот стоит. Заодно передай ей, чтоб в воскресенье не выходила. Я ревизию буду проводить, посмотрю, сколько она стащить успела. Зараза, цифровик еще сколько месяцев назад попросила взять, до сих пор не отдала за него деньги. Тыща рублей, как-никак...

— Мааам, я устал, разгрузи сама, а?

— Сядь, посиди. Сама-сама. Ты поешь пока.

— А эт че за хмырь к Верке...

Едва удержавшись от комментариев, я вышел из магазина. Не мое дело. Жизни учит всех подряд, а собственных детей не научила.

«Я устал» — непозволительная роскошь для мужчины.

Москвич оказался не столько оранжевым, сколько ржавым. Подойдя к покосившейся калитке, я глянул во двор. Трава местами едва ли не до пояса, будто тут никто и не живет. Однако тщательно развешенное на веревках сырое белье говорило об обратном. Убогий деревянный дом, в облупившейся от времени краске. Значит, вот где мне предстоит провести свой незапланированный отпуск. Прекрасно… Фронтальное окно неумело заколочено фанерой. Древняя крыша из шифера, покрытого мхом. И никого. Только дворняга какая-то бегает, хвостом машет.

Я дернул калитку. Закрыто. Входная дверь настежь, значит, дома кто-то должен быть. Мысленно усмехнулся:

«Видать, от «женихов» запирается».

Мое внимание привлек порыв ветра. Горячий воздух, швырнув мне в лицо горсть пыли, рванул к развешенным вдоль забора простыням. Я поморщился, пытаясь проморгаться, и, вновь подняв глаза, нахмурился. За развевающимся полотном стояла девушка. Ветер услужливо закинул край простыни на веревки, открывая мне обзор на хозяйку жилища. Совсем юная. Худенькая, как и сказала продавщица. Тонкий бежевый сарафан на ней, сильно не по размеру. Тёмные волосы беспорядочно рассыпаны по плечам. Рядом с девчонкой тазик с бельём. А она просто стоит. Глаза прикрыты, лицо к солнцу поднято. Неужто недостаточно жарко? Она вдруг улыбнулась, не открывая глаз, и, дёрнув какой-то вентиль, направила струю из зажатого в руках шланга вверх. На нас словно дождь пролился. Облегчающий дождь. Я тоже на пару секунд поднял голову навстречу освежающим каплям. Попить бы.

Я уже собирался нарушить эту чарующую тишину. Но мой взгляд снова уцепился за бежевое платьице, которое почти полностью намокнув, просвечивало смуглую кожу девушки. Почему-то меня очень заинтриговала эта прилипшая ткань.

«Значит, ухватиться все же есть за что, — усмехнулся я, вспоминая слова продавщицы. — Теперь понятно, почему ее сынки за девчонкой как псы увиваются...»