– Поезжайте днесь в Вильну, днесь же поедет и невеста Великого князя. Великую княжну будет сопровождать её дьяк-казначей и две тысячи провожатых из родни, почётной стражи, из детей боярских и их холопов, а так же многочисленная челядь.
Кончив с послами и попросив их передать поклон Великому князю от себя, своей супруги, детей, отпустил всех их в путь.
Наконец, Иван Васильевич освободился, подошёл к своему ожидающему его семейству, проводил Алёну с матерью, сноху и младших детей до повозки, стоявшей у церковной паперти. Сам вернулся обратно в храм, чтобы помолиться в одиночестве.
В три часа дня Алёна выехала из Москвы. Послы же отправились в путь раньше, ещё до обеда. Она вошла в колымагу. Рядом села мать и сноха Елена. Повозка тронулась. Вот уже остался позади Кремль. Проехали Троицкий мост, а оттуда к Воздвиженью и Арбату. Всё дальше и дальше уносили лошади от родных мест дочь Великого князя Московии. Проехав ещё один мост через Москву-реку, прибыли в Дорогомилово. Там её уже ожидали литовские послы. В этот раз Алёна обедала уже у себя одна, так требовал обычай. Было грустно, чувство такое, как будто она птица, отбившаяся от стаи. Её брат – Великий князь Василий, мать и сноха Елена Стефановна обедали все вместе, пригласив на обед послов литовских. Обед прошёл доброжелательно, в спокойной и тихой беседе. Послы чувствовали облегчение и усталость от проделанной работы, уже все волнения были позади. А родня невесты была охвачена печалью и чувством потери.
Вскоре литовские послы отправились в путь с московским приставом и почётной стражей. Алёна же с роднёй своей осталась в Дорогомилове ещё на день. Она, прогуливаясь вдоль Москвы-реки, кутаясь в дорогие меха и ёжась от колючего морозного воздуха, последний раз любовалась столицей.
– Мне уже двадцать лет, кроме Москвы и её окрестностей я нигде не бывала. Я люблю свой город. Смогу ли я полюбить новые места и Александра? Что он за человек? Как заглушить тоску по родным местам, по близким людям?
Время от времени она рукавичкой смахивала слезу, застилающую глаза. Мать и сноха были рядом с ней в этой прогулке. Светило скупое зимнее солнце. Лёгкий морозом обдувающий ветерок заставлял глубже кутаться в шубы. Софья и Елена сочувственно посматривали на Алёну. Они обе прошли такой же самый путь, уготовленный царским дочерям. Одна из них была дочерью греческого царя, а другая – молдавского господаря. Они знали, какие чувства сейчас испытывает Алёна, вместе с ней сейчас они вновь переживали то далёкое, что с ними когда-то также происходило.
– Не уж-то я больше не увижу Москву, эти божьи храмы и вас? – воскликнула Алёна, показывая рукой на город и переведя глаза на своих спутниц.
– Мы понимаем твои чувства, тоску и печаль твою, сами пережили всё это когда-то, – ответила София, плача и сочувствуя дочери, прикрывая рукавицей от ветра мокрое от слёз лицо.
Эту последнюю ночь перед отъездом Алёна почти не спала. В опочивальне, которую отвели для неё, было тепло, почти жарко. Она прохаживалась по просторному помещению, подходила к пылающей жаром печи, снова ложилась, пытаясь уснуть. Мысли и чувства не давали покоя, отгоняли сон, заставляя сердце тоскливо сжиматься.
– Забыть всё, что тут было? Мать, отца? Братьев и сестёр, с которыми росла? Любимую Москву? Как это всё возможно? Александр? Сумеет ли он заменить мне всё то, что я сейчас теряю, похоже, что теряю навсегда.
Она опять заметалась по опочивальне. Воспоминания вереницей одно за другим пробегали в голове, одна картина сменялась другой, они возбуждали, не давая успокоиться и уснуть.