Сбоку кто-то коротко хмыкает, и Тео тут же вскидывает голову, еще более нагло усмехаясь:

— Не переживай, Лука. Твой подарок я тоже заценил. М4 в моей коллекции еще не было… — задумчиво тянет, оглядывая зал и незаметно усиливая давление на мою ладонь. Буквально вгрызаясь в неё пальцами. — Так удивительно, что пули со смещенным центром тяжести стреляют в сердце, рвут карманы, а выходят боком… прямо как женщины.

Пронзительный взгляд останавливается на мне, не верящей, что он всерьез при стольких людях говорит об оружии. И никто не удивляется. Будто так и должно быть. Некоторые даже смеются, оценив шутку.

А меня пробирает до костей, стоит холодному металлу коснуться кожи. Всё происходит как в тумане. Вот кольцо на безымянном пальце, вот горячие губы, прижимающиеся к моим в момент, когда зал взрывается аплодисментами.

И этот поцелуй, только теперь по нарастающей… сперва нежный, потом, с каждой утекающей секундой, всё более жадный. С давлением языка, обводящего кромку зубов, с рукой, придавливающей шею, чтобы пресечь попытку отвернуться.

Зажмурившись, чувствую лишь горечь и соль во рту. Слёзы стекают к губам, которые он болезненно прикусывает. Крадёт дыхание. Показывает свою утвердившуюся власть. Царапает нервы хриплым шепотом:

— Только не дури, солнце. Не заставляй меня быть жестоким. Между нами ничего не меняется… я по-прежнему тебя люблю.

Волна гнева вспыхивает во мне с такой силой, что в лёгких не остается воздуха. Такое не проглотить. Не выкинуть. Не забыть.

Меня трясет от того, с какой уверенностью Тео жонглирует словами.

«Ничего не меняется», — припечатывает.

«По-прежнему люблю», — обжигает. Душит своей лживостью.

Я не вырываюсь. Знаю, что бесполезно, поэтому просто, глядя в горящие нетерпением глаза, тянусь к кольцу со словами:

— Надеюсь, ты понимаешь, что я сейчас же уйду.

— Разумеется, — с хищным прищуром перехватывает ладонь и сдавливает пальцы, поднося их к своему рту. Легкий поцелуй прожигает кожу. Кажется обманчиво нежным, но всё это игра на публику, потому что от крепкой хватки у него белеют костяшки пальцев, а у меня надламываются брови от такой демонстрации силы. — Тебя проводят. Энцо!

Из толпы выруливает коренастый мужчина, на которого я сперва не обратила внимания. Одет как охранник. Мазнула глазами и отвернулась.

Однако сейчас у меня появляется возможность рассмотреть его лицо. Суровое, небритое, с грубыми чертами и холодной решимостью во взгляде. В горле застревает огромный ком, пульс бьёт по ушам, на языке вертится смачное ругательство.

Меня проводят, но явно не к входной двери. Тео больше не скрывается. Незачем лебезить, когда весь контроль в его руках.

— Моя невеста плохо себя чувствует. Проводи её обратно в комнату. Я поднимусь позже.

Боится, что я прямо тут закачу сцену на потеху публике и тем самым разрушу его неповторимый авторитет? Как это — глава клана, а обычную женщину в узде не держит?

Боже. Мне даже хватает сил на то, чтобы горько усмехнуться, прежде чем уйти. Вернуться в спальню. В пух и прах разодрать роскошное платье, вымещая на нём свою злость. Переодеться в джинсы и толстовку. Взять телефон, чтобы открыть карту и определить местоположение.

Казаль-Палокко. Один из самых дорогих районов, который полностью контролируется Фальконе. А я и правда дура. Могла бы и раньше догадаться, если бы не позволяла вешать себе лапшу на уши.

Никакого плана нет. Сажусь на кровать, беспокойно ерзаю на месте. Скрестив ноги, облокачиваюсь на пышные подушки, принимаясь ждать. Знаю, что дверь закрыта. Если через окно — рискну переломать все рёбра. Слишком высоко.