Добрые люди Сергей Степанов

Они ехали… ехали… ехали…

«Ленка, ты отчаянная!» Так ей много раз говорили. Хотя чего такого отчаянного в том, чтобы носиться целыми днями на велике или валить бугаёв на занятиях секции таэквондо, или мальчиков для поцелуя выбирать по воле поющей из воздуха монетки? Энергичность – не более. Не замечала она за собой до времени ничего такого отчаянного. А там и возраст подмигивать начал: «Не дури»; да и ножки – эти просто взяли и сменили плоские джинсы на сворачивающую шеи юбочку. Не до великов стало.

Поэтому ей совсем не пришлось бороться с собой, ну, там, сохранять спокойствие, делать какой-то невозмутимый вид. Она так сразу и сказала: «Ой, блин, страшно…», в смысле, что: «может не надо». «Я надеюсь, моё общество позволит чуть понизить градус страха», – произнёс телефонный динамик Денисовым голосом. «Ну да», – пробубнила она. От его голоса… Скорее нет – от его речи, непривычно гладкой… ну, как в книжках, что ли, она таяла. У неё прямо дрожать начинало всё внутри, когда она представляла, как его губы шепчут ей его слова на её ухо, отзываясь вспышками в самых потаённых глубинах её сознания.

– Я заеду завтра в восемь. Утра! Не вечера! – уточнил голос. Потом, вспомнив, добавил: – Леночка, надень штаны какие-нибудь погрязнее.

Она рассеянно покивала головой.

– Ты слышала? – повторил голос.

– Я покивала же… – просюськала она. Ей очень понравилась эта первая в их жизни «Леночка».

– А я так и понял! – Он засмеялся заразительно. – До завтра!

– Пока, – заразилась она и отложила телефон, продолжая улыбаться, оглаживая его нежными пальцами.

Вздохнула глубоко и радостно. Он подошёл к ней недавно, и она всё поняла и скрываться не стала. Когда он сказал ей тоже записать его телефон на всякий случай, сразу набрала: «Дениска». И сразу же, даже не дожидаясь звонка, написала тогдашнему парню, однокурснику, чтоб он ей не звонил, т.к. влюбилась в другого.

Он был старше её лет на пять, носил солидную щетинку, прикосновение его сильной руки, к талии, или к локтю, вздымало волны слабости, ударявшие в ноги тёплым прибоем. Это было их третье свидание. Он водил её в музей, в театр, теперь вот на аэродром.

– Папа, а ты прыгал с парашютом? – Она вошла в гостиную.

– Было, было дело. И с парашютом прыгал, и без парашюта прыгал. А бывало, и не прыгал вовсе, а… – Он ущипнул сидящую рядом жену. Та озабоченно отмахнулась – следила за телеэкраном. Лена ценила редкого весёлого папку с бровками-крылышками. Он работал в каких-то структурах, и, если она встречала его вечерами, его брови чаще всего изображали из себя мохнатый навес.

– Ну давай, расскажи тогда, чё там делать-то надо?

– А ты что, прыгать собралась? – Мама мгновенно переменила экран на неё. – Не неси чушь!

Тут вы можете спокойно идти и пить кофе. Минут пять-десять, не меньше. Ленкин маман – типичный домохозяйка, а значит: гнездо, птенчики и всё, что с этим связано. А тут ещё непрерывные новости об авиакатастрофе, которые, как сериал, она впитывает в себя последние несколько дней. Получая такую подпитку, мама совсем с ума сходит. «Какой ужас!», «Какой кошмар!» или «Сто восемьдесят два!» повторяет она. И, как только выпуск кончается, все эти ужасы, и кошмары, и сотни вариантов трагических катастроф обрушиваются на её несчастную семью. Доходит чуть ли не до того, что следующий самолёт уже падает непосредственно на Леночку, на бедную, несчастную девочку, которая идёт, ничего не подозревая, в универ. Не стоит и пытаться объяснять при этом, что не идти в институт по этому поводу глупо, что с тем же успехом самолёт найдет её и здесь, в квартире. Мама не понимает, успокаивается, только если Лена остаётся с ней. С другой стороны, нет этих выпусков, затишье с кошмарами – мама всё равно места себе не находит. Предчувствует, что что-то произойдёт. Сердце ноет, голова болит. Словно ждёт с дрожью нетерпения следующего ужаса, чтобы выдохнуть: «Я же говорила…». В общем, Лена пожалела сразу об этом глупом манёвре. Сказала, что всё это теоретически, что друзья вконтакте какие-то… Вынесла упорно минут пять обороны и, когда огонь стих, отошла на резервные позиции своей комнаты, подмигнув незаметно папуське.

Села за компьютер и открыла блог Smur188. Он лучше и подробнее всех описывал ход расследования таких катастроф. Ещё свежи были воспоминания вчерашних слёз. Он выложил в сеть, а она прослушала, запись с чёрного ящика. Было слышно, как второй пилот пытается сломать дверь, как визжат женщины в салоне, как мужики кричат: «Save me, God!» Лена поводила мышкой вокруг ссылки, но снова это переживать не решилась. Было слишком ужасно.

В этом она полностью понимала свою маму. Только та всё же сильнее, глубже воспринимала все подобные трагедии. После новостей о землетрясении или урагане с жертвами она зачастую оказывалась в постели с валерьянкой и корвалолом. Заходящей пожалеть её дочери рассказывала про своё предчувствие, про то, что именно тогда, когда этот ужас происходил, ей было нехорошо. Вполне возможно, что у неё были реальные способности. Уж очень часто плохое самочувствие сопровождалось экстренными выпусками новостей.

Сама Лена считала, что это очень естественно – сопереживать, что хоть так люди должны отдавать дань погибшим. Только, может быть, в силу молодости, а может быть, из-за сухости чувств, меньше сострадала всем несчастным, чем мать. Однако она обладала очень сильным воображением, и вечерами, посмотрев новости перед сном, она, порой десятками минут, до мелочей восстанавливала в представлении ход трагедий. Бывало иногда, что её представления оказывались такими живыми, что на следующий день где-нибудь на улице или в торговом центре накатывали на неё объёмной волной, со звуками, с красками, даже с запахами. Она ярко, всем сердцем представляла, как гибнут несчастные дети, а их матери держат их на руках и кричат, подняв лица к небу. Её дыхание учащалось, сердце тумкало быстрее, руки начинали подрагивать и движения могли ошибаться: она спотыкалась или задевала кого-то. Из её глаз текли капелюшки, и она усаживала себя на полчасика в кафе, чтобы отвлечься и прийти в себя, или торопила себя домой, к маме и папе, чтобы забыть и снова почувствовать себя в кругу безопасности, тепла и любви.

– Ну так что? Что за парашютики? – спросил папа, усаживаясь на диван рядом с ее столиком.

– Не знаю. – Она пожала плечами. – Папа, я так переживаю из-за этих несчастных людей. Которые разбились. Представляешь, оказывается, они падали около трех минут и всё это время знали, что умрут.

– Ну что вы так… Только что маму успокаивал, рыдает там… Теперь ты. Того, что случилось – не поправить. Оставь их в покое, Ленка.

– А ты что, не переживаешь?

– Переживаю, конечно, – покивал он и захитрил: – А ты именно из-за тех, которые в новостях, переживаешь? За других не переживаешь?

– Ну, про других-то я не знаю, – пожала плечами Лена.

– Ну вот и про этих не знай, лапуля. Через три месяца о них уже и не вспомнишь… Займись делом, чтобы отвлечься, – он погладил её по головке.

– Так а тебе, тебе что – безразлично? – обиделась она.

– Мне, зайка, переживать некогда. У меня каждый день… Конечно, никому не желаю испытать такое… Ну так что там, с парашютиками-то?

– Не знаю, прыгать с парашютом буду. Друг пригласил… – она сказала это, глядя в экран, но он всё понял.

– Ты там, с этим другом-то… Слышь? – рассказал он.

– Ну папа… – объяснила она.

– Ладно, ладно… Куда поедете-то? На чём опускаться будете?

Она пожала плечами.

– Ну, в общем, ничего не знаешь? Настоящий десантник! – Он обнял её за плечики и погладил. – Давай-давай! Перворазик… Моя доча должна уметь! Только мамке ни в жисть не говорить! Поняла?

Она сделала рожу из разряда «исчо бы!»

– Скорее всего, вас на дубках, конечно, сбросят. Знаешь что, лучше бы, конечно, на инструкторе первый раз прыгнуть…

– Как это?

– Ну, это когда тебя к его пузику прицепляют, и вы вместе прыгаете. Так и веселее, и спокойнее.

– А ещё как бывает?

– Ну как, на дэшке. Это на куполе обычном то есть. Там главное – приземление. Ноги – вместе, руки – держат стропы вверху. – Он встал с дивана и показал ей позу. – Ну-ка, встань тоже…

Он заставил её залезть на диван и научил её, как приземляться на сведённых ногах.

– Самое противное, конечно, это когда по земле тянет. Надо сразу купол гасить. Как только упала на землю, сразу, не думая, встаёшь и бежишь к куполу. Обежала его вокруг и руками к земле прижала.

– А может тянуть?

– Конечно, – ответил он. – Если приземный хороший, ты вот, как ветер дует, с такой же скоростью и полетишь сквозь все попутные кусты. Это вас, лёгеньких, в первую очередь касается… Хотя чёрт его знает. Например, на дом – тоже довольно опасно… У меня один паренёк так, Серёжа Ломов…

Он остановился…

– Ну расскажи, расскажи, интересно!

– Ну что – «расскажи»… На куполе тоже опускались… Да… Тогда этих, крылов-то, не было ещё. Там… Ну, там, учения… И в городской местности. Ну, там, дома по десять этажей где-то.

– Ну, и…?

Папа почти ничего о своей работе не рассказывал.

– Ну и словил Серёга крышу. На самом краю остановился. Подумал, видать, что сел, пошёл так, неторопливо, купол собирать, а тут порыв… Купол с крыши, Серёга за ним – как пушинка…

– Ну и что? На землю сел?

– Сел… Сел… Потом вот несли его по очереди.