Инструктор называл им марку и рассказывал об устройстве парашюта, объяснял про группировку приземления, про которую она уже слышала, рассказывал про деревья и крыши домов, повторяя папины слова. Ей казалось, что это всё она уже тысячу лет знает, что всё это очень просто. Главное, когда будет набегать, – сгруппироваться; если на крышу – спрыгнуть, быстро пробежав и толкнувшись, если в воду, то…

– Ладно, ребята, это вам всё, надеюсь, сегодня не пригодится. Воды у нас тут нет, дома ближайшие в двадцати километрах. Расскажите вы мне теперь, что же самое сложное в прыжке с парашютом?

– Приземлиться? – произнес гений.

Инструктор сделал паузу, чтобы все могли впитать эти мудрые слова.

– Почти! Самое сложное – сделать первый шаг. Шаг из самолёта. Ведь для того чтобы приземлиться, нужно взлететь, правда? Так вот… Ваша вся природа будет вам противодействовать. Она будет вам вопить, что это всё глупость, что лучше никуда не прыгать, а посидеть спокойно на скамеечке и приземлиться вместе с самолётом. Это же каким же надо быть, действительно, дураком, чтобы с твердой, относительно, поверхности взять и шагнуть в пустоту! Поэтому задача у вас, друзья мои, одна – вот эту самую природу взять и переломить! Зато потом… Когда шагнули… Мы все молчим, смотрим и наслаждаемся красотой полёта.

Инструктор сделал паузу, чтобы все представили, как они шагают в пустоту, а потом наслаждаются. Вокруг хихикали, перешёптывались и подталкивали друг друга в бока. Она отчетливо представила, как падает в объятия любимого и прижалась щекой к его плечу. Денис погладил её по головке.

– В общем, главное в этот самый миг, ребята, перед шагом, забыть, кто вы есть. Вообще про всё забыть и смотреть только на спину впереди идущего и делать то же, что делает он.

– А тому, кто первый пойдёт? Тому что делать? – спросил, естественно, гений.

– А вот это вы, вскоре, и узнаете.

Раздался дружный гогот. Гений один не смеялся – его лицо растерянно растянулось.

Им раздали бумажки, и они, перешучиваясь, заполняли реквизиты получателя страховки на случай фатального исхода, подписывались, подходили гуськом к журналу инструктажа, вписывали свои фамилии и тоже подписывались.

Денис отошёл куда-то и через минуту пришёл с огромными пятнистыми штанами. Они были зимними и ширинка на них не застёгивалась. Она утонула в них по самые подмышки и с энтузиазмом позировала ему на улице.

Полетела первая партия, и они вышли из домика и смотрели, как самолёт, глухо урча, поднимается в небо, как от него отделяется белый комок, потом другой, третий, как комки бумкают и превращаются в белые цветочки. Она держала его за руку и, запомнилось, тоже смеялась, показывая пальцем, как над самым первым парашютистом открылся второй купол. «Обкакался». Возвращались розовые ребята из первой партии, показывали большие пальцы, курили, матерились, выставляя вперед ещё дрожащие мелко руки. Смеялись беззлобно над гением – это он каканул. Потом, когда их партия уже оделась и стояла перед дверью на лётное поле, а она, внутренне дрожа, настраивалась на этот прыжок и представляла себе этот самый страшный шаг, и даже делала его, с серьёзным личиком подпрыгивая на левой ножке, чем развлекла Дениса и других ребят, вошел инструктор, показал руками крест и сказал, что ветер, что прыжок откладывается.

– Все курят, – сказал он и пошёл курить первый.

Они побродили между людьми. Но от дыма она закашляла, и тогда они отправились в машину, поели припасённые им булочку и яблочко, и как-то незаметно, когда она пальчиком снимала крошку с его губ… Он шептал ей что-то на ухо. И это было очень жарко, жарко от этих губ и от зимних штанов, и ей запомнилось, что копьём удовольствия её пронзил именно этот вид большого, раскрытого чернотой гульфика грязных плотных штанов, в который погружалась его рука, чтобы найти её податливое текущее тело. Она закрывала глаза и с ровным гулом взлетала сквозь облака, а когда открывала на миг, то видела его волосы и брови и ощущала ровный стрёкот сердца и падала снова. Потом опять взлетала и пробовала эти облака на вкус, и они казались невероятно плотными и сладкими, такими, что, когда сладости стало слишком много, то она лопнула ярким всплеском и растеклась, выгибаясь по телу, расплавляя его жаром и дрожью.