Кажется, я начинаю говорить пышно, совсем как деда Хьяр. Гипнопедия, сказал бы Трюггви.

В общем, чтобы прекратить словесный понос, я смерила горделивым взглядом объект, что высился уже метрах в пятидесяти от меня, и стала заново прикидывать, как и что. Если поднапрячься, на одной стороне там рисуется нечто вроде лестницы с нерегулярно выбитыми ступеньками. Натуральная показуха, если учесть, что неясно, какая цель была у воображаемого зубила: облегчить подъем, добавляя – или затруднить, уничтожая сотворённые природой выпуклости и впуклости. Однако если рискнуть, ветер окажется на твоей стороне: дует прямо в спину. Вжимает в пыльный склон и держит вмёртвую.

Как только я подумала про это обстоятельство, оказалось, что я уже в метре от ровной земли. Передумывать и спрыгнуть можно, да не весьма халяльно.

Муха ползёт дальше, вся в белом сиянии, что размывает ступени, словно кисточка акварелиста – краску. Утро начинается с противоположной стороны дива – я не такая лохиня, чтобы наплевать на солнце, – но тени отсутствуют и здесь. В точности как у посона Данте. (Не имею в виду ничего такого, Господи: встретилась в инете фразка – Джон Посон, архитектор света и пустоты – вот и состыковалось малехо.)

Я застыла, прижмурилась и невольно представила, как буду при случае валяться там, внизу, вся в фиолетовой кровище, потихоньку сползаясь в кучку на глазах у потрясённых зрителей. Это если я от боли потеряю контроль над собой, а вездесущая вуаль скажет «вуаля». Летать мы, младшенькие, пока не шибко научились, только планируем, ага. Вниз и с жёстким приземлением.

А когда раскрыла глаза – увидела конец лесенки. Далее, по моим наземным прикидкам, должно было начаться русло глубокого потока, по которому легко ползти врастопырку или прыгать горным козлом, соединяя противоположные склоны невидимой «верёвочкой».

Но там был порог. И над очень горизонтальным порогом – вполне вертикальная дверь. Даже с начищенной латунной ручкой в виде симпотного дракончика с кожистыми крыльями.

– Ни фигасе трип, – пробормотала я, тихонько общупывая в дубовую клёпку. – И куда это отворяется? Если наружу…

Конечно, «это» услужливо втянулось в глубину вместе с моей правой рукой, инстинктивно взметнувшейся к туловищу тварюжки, и верхней половиной туловища. Левая рука с риском отдавить себе пальцы вонзилась в косяк, ноги болтались в воздухе – босоножки вырвало из песчаника с корнем, а на коленях, как их ни подгибай, коготков и клыков не появится.

Хорошо, что дверь была тяжелая, инерция – мощная. Меня проволокло тощим пузом по камню и оставило в прихожей.

Я вскарабкалась на четвереньки, потом стала прямо, удивляясь, куда подевалась знаменитая дирговская мощь.

Впереди светилась тенистая галерея с закруглёнными сводами. Толстенные свечи на воткнутых в белые стены рогульках пахли воском и липовым мёдом. Ну, может быть, луговым или цветочным – не знаю. По ногам тянуло вольным ветром, факт образовавшимся без участия кондиционера. Пол был устлан каким-то сухим гербарием, который слегка ерошился и пружинил под ногой. Я подняла руку: немного подпрыгнуть – и пальцы коснутся потолка в самой верхней точке. Там то и дело попадались круглые бронзовые штуковины с гравировкой – тот же дракон, что на дверной рукояти, перемежался с четырехконечным крестом или мечом. Я давила на них, пробовала поворачивать на лету – никак не поддавались.

– Ни одного выхода, сплошной вход, – сказала я себе. – Такой прикольный сеттинг.

Повернуть назад и отчалить было бы полнейшим тупизмом. Нора с одним входом в любом случае нонсенс: не ты, так хозяин знают второй.