– Призвали меня 13 декабря прошлого года, – начал свой рассказ Евгений, – а через неделю мы, 120 нижегородцев, были уже в Моздоке. Попали в самоходную артиллерию, мне сказали, что буду разведчиком-дальномерщиком. Одели нормально, кормили сначала хорошо. Говорили, что в Чечню не попадем. А началось все из-за флюорографии…

– Медосмотр проходили?

– Что-то вроде этого. Врач увидела, что у нас у всех груди синие, и рассказала офицеру.

– А почему синие-то?

– Деды «тормозили», когда подвыпьют. Подполковник нас построил: «Кто вас?» Тех, кто рассказал, оставили в этой части, а меня и других, кто смолчал, – на арсенал. Там нам сразу сказали, что отсюда прямая дорога в Чечню. Месяц грузили на арсенале ящики со снарядами. Сначала одну роту в Чечню отправили, потом вторую, под Бамут. Говорили, что из них почти все погибли. А я как раз заболел, стриптодермит.

– Какая-то редкая болезнь…

Женя задрал штанину и показал язвы на ногах.

– Но и меня отправили с третьей ротой.

– Это с такими- то ногами? А стрелять вас хотя бы научили?

– А там это никого не волнует, умею я стрелять или нет. Шестого апреля вся наша рота оказалась под Бамутом. Сорок солдат, трое сержантов и четыре лейтенанта только что из училищ. Боялись они больше нашего, были случаи, что офицеры сами стрелялись, чтобы в госпиталь попасть. У меня страх прошел, когда увидел убитого друга. Сидели в окопах, чеченцы на расстоянии снайперского выстрела, километров 7—10 от нас.

– То есть ты участвовал в последнем штурме Бамута? Как он проходил?

– Артподготовка была нормальная, миномет нас прикрывали, иногда правда и по нам попадали. Раненых увозили на вертолете. Вертолетов штурмовых я не видел, танков тоже. Чеченцы сидели в ракетных шахтах, и толку от обстрела было мало. Грачев к нам приезжал, я еще в охране стоял, хотя у него своей охраны человек 150 было. Потом начались переговоры с чеченцами, и Дудаев со своими боевиками из Бамута уехал, дали ему уйти в Шали.

– Как Дудаев? Он же погиб гораздо раньше, и не в Бамуте?

– Да ничего он не погиб, живой, скрывается где-то. Это только слухи, что его убили, чтобы легче было скрыться.

– Большие у вас потери были при штурме Бамута?

– Из сорока человек нас осталось двадцать восемь.

– И ты, конечно, стрелял…

– Ну а как же. И чеченцев убитых видел. Там приказ был такой: стрелять всех. Один раз офицер приказал мне стрелять по женщине с ребенком. Я зажмурился и дал очередь в вверх. Получил от него, но хотя бы люди спаслись, успели спрятаться.

– Крутые у вас были офицеры…

– Были и очень хорошие. Разные офицеры. Один послал солдата в село за «травкой», а сам и так уже был в дупель.

– За «травкой»… А что, многие солдаты наркотики употребляли?

– Кто дурак – тот курил. Кто хотел остаться жить – нет. Я один раз попробовал – сразу «крыша едет». А водки там – немерено, с продуктами привозили, каждый день давали.

– Женя, а что было после взятия Бамута?

– Стою я на посту ночью. Идут две фигуры. Говорю: «Стой! Стрелять буду!» Мне в ответ: «Мы тебя, щенок, сами застрелим». Я затвор передернул, дал очередь вверх. Эти двое легли, матерятся по страшному, чувствуется, что пьяные… До утра я их продержал, а рассвело – смотрю, майор и подполковник из ВДВ. Пришел разводящий снял меня с поста. Потом друг ко мне пришел: «Тебя ищут». Прихожу к командиру, вижу – эти двое. «Иди сюда, щенок», – и как шарахнет один из них меня прикладом в лоб. Я тикать… Догоняет меня БТР. Старший лейтенант кричит мне: «Прыгай на броню!» Было у меня три варианта: самосуд, трибунал или побег. Старший лейтенант посоветовал третье. Довез меня на БТРе до Прохладного, это 150 километров от Бамута.