Выудив из скромного рюкзачка из плащовки пластиковую бутылочку с водой, подношу ко рту, не забыв одной рукой приподнять голову.

Пока несостоявшаяся жертва жадно поглощает каплю за каплей, оглядываю девушку с ног до головы. Моё внимание не останавливается на деталях гардероба, от него пахнет кричащей изысканностью, граничащей с несдержанностью, на очевидно дорогой сумочке, валяющейся где-то впереди, ни на худощавом теле, исполосованного ссадинами и залитого синяками, в туфлях с блестяшками по периметру, с явно поломанным каблуком. Я уделяю сотни секунд поиску подтверждения своим кривым догадкам, пока не цепляюсь за выкованные тонкие позолоченные музыкальные символы на браслете и серый, грузный камень посередине. Скучный, однообразный, без каких-либо переливающихся граней он кажется лишним на этой кухне.

Когда девушка заходится в кашле, отрываю бутылку от рта, прогоняя душещипательные образы мужского безрассудства, и пытаюсь живой кукле, так сильно напоминающей меня, придать сидящее положение. Удостоверившись в устойчивости, убираю воду обратно в рюкзак, закрывая плотно замки. Как раз к этому времени Скиперр (барби-брюнетка) окончательно приходит в себя.

– Ты как, нормально? – наклоняю голову в бок, чтобы озвученная фраза быстрее долетела до адресата.

В ответ получаю легкий кивок.

– Нам нужно идти, пока они не вернулись. Мы и без того потеряли много времени.

Еще один.

– Идти можешь? – спрашиваю, оглядывая голые ступни. Единственное, что я сейчас могу ей предложить, носки. Будет больно, но терпимо. Нам же главное выбраться? Ведь так?

– Да. – Неужели мои мысли были вслух? А может это ответ на другой вопрос? Скинув флёр задумчивости, выуживаю из внутреннего кармана рюкзака мрачные, повидавшие многое носки из шерсти, которые по счастливому стечению обстоятельств попали со мной в больницу, и натягиваю их на безмолвную деву.Она медленно ворочает губами, и они выдают некое подобие:

– Я подойду со спины и подниму тебя, хорошо? – никто не знает, как девушка среагирует на неожиданные прикосновения к телу. Во мне до сих пор живет этот страх.

– Угу, – звучит припеваючи, когда я обхватываю девушку под грудью.

– Если будет больно, терпи! – предупреждаю, перед тем как потянуть вверх. – Главное, не кричи.

Поднявшись на ноги, смуглая барби несколько раз топчется на месте, проверяя степень затекания мышц, а после оглядывается по сторонам в поисках сумочки, машинально хватаясь за несуществующий ремешок на плече. Подняв с земли кожаный мешок, молчаливо протягиваю девушке, но та, будто завороженная, просто на неё любуется.

Я опускаю взгляд на кисти рук, которые мелко потряхивает то ли от волнения или спазма. То ли от … Додумать не успеваю, напуганная шелестом травы неподалеку от нас.

– Пошли? – хватаю девушку за руку, попутно, закидывая на плечи два рюкзака.

– Вэа? – вцепившись ногами в землю, брюнетка пытается вырваться.

Недоумевающе утыкаюсь в потрепанное, но всё также обязательно красивое лицо.

– Вэа? – повторяет девушка, указывая подбородком вперед.

– Я не понимаю! – отвечаю сердито и снова тяну за руку, приложив на этот раз гораздо больше усилий.

– Кюда? – доносится в спину, когда мы выходим к заброшенному зданию, с крыши которого не так давно я хотела сигануть.

– Ты не русская?

– Русскай. – Оно и видно, с налетом злости думаю про себя. Но прикинув в какой ад бы превратилась чужая жизнь, если бы мы не оказались в одном пространстве, затухаю. Мне повезло гораздо меньше в своё время. И если бы знать тогда наперед, возможно было бы лучше сгореть в том чертовом доме, чем жить с осознанием собственной неполноценности. – Я from Америка, – перебивает мои мысли про самобичевание девушка и расплывается в кровавой улыбке до ушей.