– В грабеже, – говорю на автомате.
– Отлично! – доедая очередной бутерброд, Баритон продолжает допрос, – А куда бы ни за что не отправилась?
– В открытое море, – после долгих раздумий выдавливаю из себя.
– Прекрасно! – восклицает Коля, хлопнув в ладоши, и встаёт из-за стола, развивая свою мысль дальше, – проводница уже поторапливает с тарелками соседей. Поэтому давай, пока я отношу тарелки обратно, ты напишешь о своих желаниях?
– Для чего? – с недоверием поглядываю, надеясь разгадать его тайный замысел.
– Скоро узнаешь, – произносит он, подмигивая. В этот момент дверь купе с шумом закрывается. Я же остаюсь один на один с чистым листом и гелиевой чёрной ручкой.
Когда сосед возвращается, на моём листе не больше трёх записей. Я не знаю, что писать на этих чёртовых листах. Он смотрит на мои мечты целую вечность, а потом выдаёт:
– В своём дневнике ты была гораздо общительнее. Погоди минутку, сейчас найду эту строчку, – заявляет Баритон, доставая из кармашка маленькую потрепанную книжечку в бежевом переплете. Листая её довольно продолжительное время, отыскивает нужную фразу и читает вслух, – Небо увидеть меж солнца и гор…»
– Что? – вырывается из меня, когда я сопоставляю вчерашнюю литературу в его руках и последнюю произнесенную им фразу. – Откуда он у тебя? – спрашиваю, заглядывая в лживые бенитоитные глаза, надеясь отыскать в них хотя бы каплю сожаления.
– Вчера, пока ты сидела в прострации на железнодорожном вокзале, я заметил лежащую под стулом книгу. Подумал, что твоя. Начал расспрашивать, но ты не реагировала. Поэтому решил отдать позже.
– Так отдай сейчас, – прошу я, протягивая руку.
– Ты выполнишь моё условие? – спрашивает он, а мой желудок от напряжения закручивается в тугой узел, норовя выплеснуть весь завтрак обратно.
– Какое еще условие? – уточняю, боясь услышать что-то невразумительное.
– Об этом я скажу тебе после того, как ты напишешь свои желания на листе. Любые желания.
– Ладно, – соглашаюсь я, выдыхая скопившееся напряжение. Вновь располагаюсь за ненавистным столом и беру ручку, перебирая между указательным и средним пальцами.
Через час вылетаю из купе в тамбур, хлопая дверью, бросив по пути:
– Бумага на столе.
Когда возвращаюсь, большая часть моих желаний зачёркнута.
– Я тебя не понимаю, – шепчу я.
Связать одеяло— Твои желания никуда не годятся! Покормить рыбок Съесть вкусную конфету Купить игрушку
– Ты серьезно? – с психом произносит Баритон. – Думай еще.
Пока пишу заново список своих желаний, спектр моих эмоций становится шире. Я чувствую злость. Сильную. Яркую. Мне обидно. И больно. Но вида не подаю, пытаясь сосредоточиться.
Спустя три часа список, удовлетворяющий критериям моего личного садиста, готов. Зачеркнув последнее «неправильное» желание, сосед вздыхает, и, повернувшись ко мне лицом, заявляет:
– Условие следующее: всё время нашего путешествия, ты будешь делать то, что скажу. При этом я гарантирую тебе полную безопасность. – Находясь в состоянии эмоционального равновесия, зрачки Баритонщика сужаются, концентрируясь на моём лице.
– Если скажу бежать, ты побежишь. Если скажу остановиться, ты остановишься? – нервно посмеиваясь, спрашиваю.
– Ты шутишь, – улыбаясь после непродолжительной паузы, сосед резюмирует, – это хороший знак.
– Нам осталось ехать несколько часов. Путешествие вот-вот закончится, – хмурясь от непонимания, произношу я в удаляющуюся спину.
– Дорогая Кейт, оно только начинается, – шепчут в усмешке чужие губы. Взявшись за ручку, Баритон собирается покинуть купе, но я останавливаю его вопросом:
– Неужели тебе нечем заняться? – В этот момент его плечи слегка приподнимаются, и, сделав вращательное движение, соединяют лопатки вместе. В отражении зеркала вижу, как меняются эмоции на лице незнакомца, превращая его в непроницаемую маску.