— Эй, новенькая! — поравнявшись со мной, басит парень ростом под два метра с кривым, явно когда-то сломанным и неправильно сросшимся носом. Его глаза чёрными пуговицами нахально скользят по моему телу, сегодня весьма скромно облачённому в обычные джинсы и объёмный свитшот, а губы растягиваются в презрительной ухмылке.— Кабинет «8А» за столовой, вниз по лестнице.

— Спасибо, — хриплю в ответ и не раздумывая спешу прочь от странного помощника, крепко прижимая к себе учебники.

Громила не обманул: за кафетерием я, и правда, нахожу узкую лестницу, ведущую в очередной закоулок на пол-этажа ниже. Вот только кроме меня здесь нет ни одной живой души. Мне бы насторожиться и вернуться, но в глубине замечаю невзрачную дверь, на которой красуется табличка «8А», и смело шагаю вниз. В два счёта преодолев пологие ступени, заправляю за ухо непослушную прядь и, глубоко вдохнув, дёргаю дверную ручку. В нос ударяет затхлый запах гнилой сырости, смешанный с другим — едким, сильным, удушающим, похожим на аромат дешёвого чистящего средства, коим драят общественные туалеты. Ладонью затыкаю нос и невольно отступаю: это какая-то злая шутка! Помимо вони, меня встречает кромешная темнота и мягкие шаги за спиной.

— Вот мы и встретились, куколка! — обманчиво ласковым голосом тянет Сальваторе, а затем небрежно толкает меня вперёд, в эпицентр черноты, и закрывает на ключ дверь.

Учебники с грохотом валятся из рук, пока сама я приземляюсь на холодный пол. Быстро вскакиваю и иду на пропитанный злобой голос, но практически сразу же носом упираюсь в закрытую дверь.

— Какого чёрта?! — ору навзрыд, не понимая, что происходит. — Немедленно открой! Выпусти меня!

— Шуми сколько влезет, но, кроме крыс, притаившихся в темных углах подвала, тебя никто не услышит!

— Будь ты проклят, Сальваторе! — Кулаки горят от бессмысленных ударов в дверь, а желудок сводит от ужаса.

— Даю тебе сутки, чтобы поумнеть! — веселится снаружи мерзавец. — Надеюсь, ты хорошо запомнишь урок!

А дальше —тишина и пожирающая своим зловонием тьма.

8. Глава 7. Вик

— Толедо, ты здесь? — Барабаню по холодному металлу ворот автомастерской, а затем боком пытаюсь открыть ржавую дверь, дабы не запачкать её собственной кровью. Скрежет накаляет и без того издёрганные за день нервы. Я устал, вымотан, словно меня избили.

— Толедо! — ору ещё громче; от моего крика хлипкие стены мастерской сотрясаются, и я, обессилев, приземляюсь на гору покрышек в углу. — Где ты там, брат? Ты мне нужен!

Чувствуя жжение в ободранных ладонях, бросаю на них беглый взгляд, а затем сплёвываю скопившуюся во рту кровь.

— Какого чёрта, Вик?! — вместо приветствия обрушивает на меня свой гнев Дани. — Мика же просила тебя не драться!

— Мика! Мика! — Если бы только Толедо знал: я уже сто раз пожалел, что ввязался в эту аферу. — Мики здесь нет, брат!

— Да какая разница?! Ты ей обещал!

— Обещал, — соглашаюсь с другом: он прав, чёрт возьми! — Но что поделать, если Санчес так и не научился проигрывать?

— Скорее ты, Вик, не научился молчать! — выплёвывает Дани и достаёт с полки над моей головой импровизированную аптечку. — Что на этот раз?

— Ничего нового, — шиплю, когда ободранную кожу обжигает спиртовая салфетка.

— Вик!

— Говорю же, ничего нового! Да полегче, брат! — Смахиваю руку Дани, когда жжение становится нестерпимым.

— У тебя бровь рассечена. — Толедо не обращает на меня внимания и вновь начинает обрабатывать ссадины. — Да и нос. Зубы хоть на месте?

— Вроде, да.

— Кого на этот раз увёз урод?

— Кьяру.

— Кьяру? Не помню её.

— Девчонка Хуго. Идиот будто первый день в команде! Да не важно!