«Кунгур с 20 тысячами жителей имеет чуть ли не 20 церквей, до такой степени богатых и украшенных, каких едва ли где встретишь в другом уездном городе. И в том же Кунгуре нет и помина о местном театре. Там зачастую в купеческих домах, в 9 часов вечера ворота заперты на замок. Жизнь в Кунгуре течет с преобладающим направлением религиозной и семейной стороны, едва ли где повторяющейся. Кунгурские крестные ходы, совершаемые периодически, по своей торжественности, многолюдности и подъему религиозного настроения представляют собою из ряда вон выдающееся явление».
На выбор для ночлега подвернулись гостиница с давней историей и небольшой новенький хостел. Последний оказался недешев: в больших городах в среде ему подобных немалая конкуренция и цены встречаются пониже, но как следствие – качество зачастую совсем не ахти. Однако ребра длинных советских коридоров с вереницами дверей заранее вгоняли меня в уныние, и выбор был сделан в пользу хостела.
Заведением заправляла тетя Оля. Эта непередаваемо энергичная дама, воспитав детей, решила оставить службу инженера-строителя и заняться собственным делом. Разумеется, была выбрана сфера гостеприимства: для тети Оли, коммуникативного центра кунгурской общественности, приезжие – идеальный объект приложения сил: им можно обстоятельно рассказать о Кунгуре (а в Кунгуре тетя Оля знает все и всех), у них можно выведать слухи о жизни в других городах (уйти без расспросов вам не удастся), их можно кормить (проверено – вкусно).
Образ типичного хостела – голого проходного ночлега – для кунгурского местечка совсем не характерен. Здесь вы становитесь гостем: вас не оставят без присмотра ни на минуту, познакомят со всеми поколениями большой семьи и многочисленными друзьями – непременно выдающимися кунгурцами, – усадят за большой стол. Да и в местной среде термин «хостел» не в ходу: «Как-то раз с хосписом спутали», – вспоминают курьезы хозяева.
Тетя Оля сказала:
– Идите через квартал к Тихвинской церкви, в свечной лавке попросите ключ от колокольни и поднимайтесь наверх. Оттуда поснимаете город – фотографии замечательные будут. Если что, скажете, что от меня.
Мы повиновались. В церковной лавке нам с хитринкой улыбнулись: «А пожертвование оставите?» Мы торопливо сунули каких-то купюр в прорезь, в ответ был выдан ключик с биркой «Колокольня» и указано в сторону коридора.
Первая дверь оказалась открытой; мы стали подниматься по узкому проходу-лестнице, было темно и вдобавок влажно – у троих из нас четверых мигом запотели очки (на улице еще прохладно). На ощупь дошли до следующей двери, толкнули – не заперто, и шумно ввалились в светлое помещение. Боже мой, хоры! А ведь служба идет! Певчие на нас, однако, не обратили никакого внимания. Мы замерли, огляделись и, стараясь не шуршать куртками, направились к уже третьей двери, для которой и был предназначен добытый ранее ключ.
Я стоял на 70-метровой колокольне с видом на еще замерзшую Сылву и размышлял о приключениях при пользовании этой неформализованной туристической инфраструктурой. Казалось бы, так просто: попросить ключ и оказаться в волшебном месте. Но ведь если нет анонсирующей таблички, то вряд ли сам подумаешь о такой возможности…
До отъезда оставалась пара часов, мы спешили в хостел перекусить и забрать вещи. На одном из обветшалых домов попалась вывеска-жестянка, извещающая о продаже продукции местной кондитерской фабрики. Войдя, мы очутились в советском районном сельпо. Пока мы оттирали запотевшие очки и разглядывали окрашенный в ядовитую масляную зелень интерьер (бо́льшей конкретики близорукий взгляд не схватывал), нас буравила нетерпеливым взглядом труженица торговли. Снова обретя способность видеть, зато потеряв под суровым взором дар речи, мы наугад ткнули пальцем в под стать окружению лаконичный ассортимент, спешно расплатились за выданную плитку ириса и ретировались.