Дно реки Серой Светлана Стрекаловская

Дернулся.

Душно, во рту пересохло. Как же хочется пить! «Трубы горят» после вчерашнего «веселья».

Со стоном опустил голову на подушку. Перед глазами замелькали картинки: вода, чистая, холодная, прозрачная … Вот он наклоняется к источнику, черпает воду в ладони, пьет, пьет …

Другой на его месте прошлепал бы на кухню, прямо в трусах. Пил бы из-под крана. Неважно, какая вода – ржавая, с хлоркой, теплая с металлическим привкусом труб. Пил бы, захлебываясь, булькая, умывая опухшее, испитое лицо. Глядишь, и полегчало бы. Подумаешь – похмелье – с кем не бывает?

Другой, но не он, не Алексей Никитин. Для него все гораздо сложнее – ведь он прикован к инвалидной коляске.

Так, теперь надо сесть на постели. Подтянуть непослушное тело на краешек. Правой рукой подкатить к себе коляску. Сугубо на руках – перетащить тело на сиденье. Подождать, пока руки перестанут трястись. Вытереть пот на лбу тыльной стороной ладони, унять тошноту …и двигаться.

Он попил. Умылся. Спасибо другу, Сереге – приспособил ванную для нужд инвалида. Обозрел себя в зеркале. Да уж … старец-отшельник, только что седины не хватает. Но ему всего-то 25 лет, какая седина? Хотя … могла бы и появиться после всего пережитого.

Худое лицо. Длинные пряди, сальные и черные. Безобразная, стихийно выросшая борода. Потухшие глаза неопределенного цвета. А ведь совсем недавно – всего-то два года назад – слыл писаным красавцем. Лучше его и не было!

Алексей безразлично пожал плечами: ну и что, все равно жизнь закончилась. Кому он нужен! Разве что дружкам-собутыльникам. Пашке, Федьке, Васюте – сколько их перебывало в его квартире? А, вот и ключевое слово – в квартире. Им тоже нужен не он, а хата. Посидеть, бухнуть. А что? Тепло, светло и мухи не кусают! Заодно и его поят, конечно. А закуска – вот странный предмет. Если она есть, то ее уже нет …

Покатил на кухню. Привычная картина – грязные тарелки с остатками убогой снеди. Пустые бутылки, окурки, грязь и запах соответствующий. Схватил огрызок соленого огурца. Поморщился – пахло кислятиной. Но все-таки жадно сжевал. Допил выдохшееся пиво.

Вот и все. Куда теперь? Снова в койку, вспоминать былую жизнь …

Раздался звук поворачиваемого в замке ключа. Алексей поморщился – Танька. Снова начнет причитать, жизни учить, как школьника. «Не пей, Алешенька, козленочком будешь». Тьфу!

Татьяна, когда-то Серова, теперь Афанасьева, была одноклассницей Алексея. Они с детского садика дружили – он, то есть Алексей Никитин, Сергей Афанасьев и Таня Серова. Выросли вместе. Вместе поступили в колледж, учились в одной группе. Сергей и Татьяна перед выпуском поженились.

Алексей гулял на свадьбе в качестве свидетеля жениха, искренне радуясь за молодую пару. Ни о какой ревности или любовном треугольнике не могло быть и речи – Танька, по мнению Алексея, была некрасива. Маленького росточка, худышка с нулевым размером груди. Ножки кривенькие, волосики белые, жидкие. Глаза небольшие, серо – зеленые. Про такие еще говорят – среднерусского цвета.

Алексей к Таньке относился, как к «своему парню». Когда понял, что у Сереги с ней «серьезно», мягко намекнул другу о том, что прелести давней подружки жидковаты. Сергей тогда ответил непонятной фразой: «Красота в глазах смотрящего». Алешка так и этак обкатывал эти слова – как речную гальку – но не понял их смысла. Да и не его это дело – друзья счастливы, он просто был рад за них!

Сам он предпочитал шикарных девушек. Чтобы ноги от ушей, грудь третьего размера, зубы ровные, белоснежные. Ухоженность на уровне. Такой была его последняя пассия – Вероника. Смуглая кожа – природа плюс солярий, нарощенные угольно-черные ресницы, темно-каштановые блестящие локоны. Глаза цвета черного кофе, а улыбка … Вероника … Боже, как давно это было … не в этой жизни.

Татьяна прошла на кухню, увидела Алексея.

– Алешка! Опять пил? Разве можно так! Что ты делаешь со своей жизнью? Молодая женщина говорила это не в первый раз. Говорила с надрывом, а сама в это время проворно доставала из сумки свежий хлеб, контейнер с супом, молоко, яблоки. Ловко собрала в раковину грязную посуду, повязала передник.

– Я минут на двадцать – пока Сережа еще дома. Сидит с Никиткой. Помогу тебе, и помчусь мужа на работу отпускать! А ты давай кушай супчик! А то мне еще мужу докладывать, в каком ты состоянии!

Молодая женщина улыбнулась, вспомнив своих любимых – мужа и сына, двухлетнего Никитку, с которым она еще находилась в декретном отпуске.

А на Алексея вдруг накатило – черное, злое, непонятное раздражение. Злость. Ненависть к себе и ко всему миру, который обошелся с ним так несправедливо!

Он оттолкнул от себя тарелку с супом и закричал:

– Докладывать? Да чего ты ко мне таскаешься! От дома, от семьи драгоценное время отрываешь! Не нужна мне ваша жалость, и суп этот не нужен! Пусть подохну с голоду – это быстрее будет, и лучше для всех!

Небольшие глаза Тани от изумления стали круглыми, она лопотала:

– Алешка … мы же друзья, ну что ты как маленький! Друзья должны помогать в беде …

– Никто. Никому. Ничего. Не должен! Убирайся! Ключи от квартиры сюда! Он протянул через столешницу дрожащую ладонь. Ладонь выглядела жалко – потная, ногти неровные и грязные, исхудавшее запястье в обрамлении засаленного рукава. Рукав принадлежал старому свитеру и выглядел не лучше своего хозяина – порванный у шва, он курчавился разномастными нитками.

Таня всхлипнула, положила ключи в эту ладонь и поспешила к выходу. Выскочила на площадку. Однако, через минуту вернулась и решительно подошла к Алексею:

– Почту возьми хотя бы!

Положила перед мужчиной тоненькую местную газету «Вестник Асеева». И ушла окончательно.

Алексей машинально подтянул к себе газету. В нее было вложено что-то еще … что-то твердое …

Он достал глянцевый прямоугольник, и ахнул. Сердце забилось сильнее, больно ударяя в ребра …

Алексей взял глянцевую открытку. Поднес к глазам. Дорогая бумага, тисненый узор, розы, лебеди, два золотых кольца …

«Приглашаем Вас на бракосочетание Вероники Игнатьевой и Ильи Бубновских, которое состоится 3 июля в 13.00, а так же на банкет по этому случаю. Банкет для приглашенных лиц, в ресторане «Жар-птица», начало – в 19.00, форма одежды – костюм или смокинг».

Горько усмехнулся:

– Как в лучших домах Парижа! Костюм, смокинг … «Я на свадьбу тебя приглашу. А на большее ты не рассчитывай»!

Да не рассчитывал он, не рассчитывал! Она молода, очень красива, достойна лучшего, чем инвалид – колясочник! Но зачем же так – не пришла ни разу после той аварии, не поговорила, не объяснилась. Просто «слилась», и все. Разве от того, что его ноги потеряли чувствительность, он перестал быть человеком? Превратился в животное? Недостоин простого человеческого участия, разговора? Он отпустил бы ее, пожелав счастья…

И пожелает! Он поедет в «Жар- птицу», чтобы увидеть свою бывшую девушку – Веронику! Посмотреть – последний раз – в эти глаза кофейного цвета. Понять, что в них – боль, раскаяние, или ложь, только ложь.… Третье июля – это уже завтра.

– Выпить бы, но нечего. Ладно, ближе к вечеру придут, и сами все принесут. … А с Танькой … зря я так. Погорячился. Если бы не она и Серега, как бы я жил? Они и родителей похоронили, и меня по больницам навещали. Квоту на операцию выбили, инвалидность мне оформили. Пенсию по инвалидности опять же … смешные копейки, но других нет. В квартире Серега своими руками все для моего удобства оборудовал.

Алексей мельком глянул на стол, где все еще стоял Танькин суп. Желудок сжался в комок, заурчал от голода. Но мужчина не смог себя заставить поесть. С трудом, как делал и все остальное, он убрал суп в холодильник. Прижал к себе газету, взял приглашение. Понуро повесив голову, покатил в единственную комнатку – к дивану. Грязному, давно не убранному дивану, застеленному непонятными тряпицами, которые когда-то были постельным бельем. Лежать и вспоминать …

Для себя он все уже решил – такая жалкая жизнь ему не нужна. И он с нею попрощается. Завтра. Вот только увидит Веронику .

Все быстро кончится. И он никому не будет в тягость. Друзья вздохнут свободно – больше ни с кем не придется нянчиться. У них своя семья – Сережа, Таня, Никита …

Счастливая семья. Надо же, Танька, как сумела! А ведь серая мышка. Алексей горько усмехнулся:

– Танька мышка. А Вероника тогда кто?

И не успел додумать – подсознание моментально выдало фразу, ошарашив его носителя:

– А это крыса. Целая крыса. Та, которая бежит с тонущего корабля. Первой.

… Татьяна вернулась домой в расстроенных чувствах. Глаза на мокром месте. Сергей сразу заметил настроение любимой жены, но он был занят – кормил Никиту кашей с ложечки. Со всеми сопутствующими: «За папу, за маму, за бабушку, за дедушку».

– Мама, мама! – Никита запросился на ручки к Татьяне. Она метнулась в ванную, вымыла руки, ловко подхватила ребенка. Повеселела, глядя на Сергея – поверх «приличных» джинсов и новенькой футболки (ведь на работу же), муж натянул ее халатик. Короткий махровый халатик, который не сходился на мужниной талии, смешно открывая ноги.

– Танюш, я кофеек спроворю, а ты пока успокой Никиту. Посади в манеж, дай ему игрушки – поговорим. Лады? – сказал Сергей.

Таня все устроила с Никитой, и вышла на кухню. Сергей спросил: