– Твои друзья будут у нас  в гостях через три дня, а это – грязь, но не переживай, ты его больше не увидишь.

Старик повернулся к полицейским. Лицо его перекашивала гримаса ярости и отчаянной брезгливости. В уголках губ стояла пена.

– Да почему вы его еще не бьете? Врежьте, как следует!

За словами советника последовали глухие удары. Сапоги пробивали ребра, непокрытые ничем, кроме собственной кожи и тонкой ткани униформы. Удары сыпались на голову. Обжигало болью. Крепко шваркнуло в лицо. Сапог опустился на живот, затем клюнул почку и висок. Вспыхнуло. Погасло.

Алена визжала, Олег слышал ее голос сквозь шум в ушах. Он попытался ее увидеть, но боялся открыть глаза: тогда ему бы точно их выбили.

– Немедленно прекрати! – голос девушки прорезал зал с такой силой, что полицейские замерли, глядя на советника.

Ярость на лице старика таяла. Плечи опустились.

– О чем ты, не понимаю?

– Говорю в последний раз: если ты не отпустишь его, я возненавижу тебя и умру, как мама.

Эта фраза пробила броню советника: его глаза округлились, а уголки губ высохли.

– Это червь, сын предателя, его следовало убить много лет назад, и вот как он ответил на милосердие. Закон предписывает казнить его немедленно.

– Я тебя предупредила.

Советник почесал ладонью небритую, усыпанную седыми волосками щеку. В глазах блеснула неуверенность. Слова Алены попали в цель.

– Отпустите, – голос старика дрогнул.

 Олег рухнул на землю, словно мешок с мясом и костями.

– У меня одно условие, – заговорил Советник, – ты больше никогда не станешь встречаться с ним. Я даю последний шанс одуматься. Иначе казню его, и никакие мольбы меня не остановят. Даже имя твоей матери.

В голосе советника слышалась настоящая угроза, он продолжал:

– Надеюсь, мы поняли друг друга. Твое условие, на мое.

Девушка еще долго всхлипывала и оборачивалась на лежащего в крови Олега. От ломаной неестественной позы его рук и ног мурашки бежали по коже. Хотелось ринуться с места к нему и спросить, все ли хорошо. Если бы голос отца в последней фразе не был бы так безжалостно холоден, она подбежала бы и спросила у Олега, все ли хорошо, но угроза звучала слишком отчетливо. Перечить Алена не решилась. Она не отрывала покрасневших от слез глаз с раскорячившегося на холодном полу тела. Она знала: чтобы она ни пообещала отцу, они с Олегом точно увидятся снова. Это была правда, но тайных встреч им больше не выпадало.

За мгновение до того, как Алена с отцом скрылись за поворотом, Олег сумел оторвать измазанное кровью лицо от пола и разлепить опухающие веки. Он увидел ее тонкий стан, испуганные глаза и лоскут кашемира, прижатый к груди.

Затем перевел взгляд на блестящий предмет невдалеке. Зажигалка осталась лежать на каменному полу, ловя блики полированными боками. Пальцы потянулись к ней, схватили и поднесли вещицу к груди.

 Олег вернулся под лестницу шаркающей походкой только через полчаса.

– Ну и жаркий день, – взмахнул руками Трот, когда увидел избитое до неузнаваемости лицо Олега.

Нос-картофелина двигался и вздувал ноздри, будто принюхиваясь к запаху крови. Безумный не унимался:

– Очень жарко?

 Олег повернул заплывшее лицо.

– Терпимо.

– Какой жаркий день, – продолжил причитать бездомный.

Парень подошел к кровати, сложенной из досок разной длины и ватного одеяла, рухнул на нее и обмяк. Сон пришел мгновенно.

Проснулся подземельщик, раньше Трота и в прекрасном самочувствии. Ушибы заживали на нем быстрее, чем у остальных. Парень подметил свою особенность давно, но держал знание в секрете, да и некому было рассказывать. Ребра больше не кололи, но бока и живот еще покрывали бледно-алые подтеки, а на лице оставались синюшные пятна.