Слепыш уставил на старика пустые глазницы: неужели даже горсточки зерна не нашлось?

Ничего не ответив, Сянь-е вдруг схватил кнут, вышел на середину улицы и принялся со свистом хлестать повисшее в небе солнце. Тонкая тугая плеть из воловьей кожи змеей извивалась в воздухе, с ее хвоста срывались бледные раскаты грома, и посеченные кнутом солнечные лучи облетали, словно грушевый цвет, и вся земля была усыпана осколками, а по деревенским улицам гуляло эхо, как от новогодних хлопушек. Наконец Сянь-е взмок от натуги, капли пота со звоном полетели на землю, и он опустил кнут.

Пес растерянно стоял перед хозяином, его пустые глазницы блестели от слез.

Не дрейфь, Слепыш, сказал ему Сянь-е, из моей чашки с похлебкой половина всегда будет твоей, я лучше сам помру от голода, чем тебя помирать брошу.

Из глазниц Слепыша выкатились слезы. И на том месте, куда они упали, в земле остались две круглые ямки, каждая размером с горошину.

Пошли, сказал Сянь-е, подхватив горшок с солью, кнут и весы. Вернемся на склон, накопаем еще кукурузы.

Но старик и трех шагов не успел сделать, как его ноги пристыли к земле. Он увидел у края деревни стаю крыс, гладких и откормленных, словно в урожайный год. Черная глянцевая стая собралась в тени на краю деревни и беспокойно глядела на дорогу, глядела на старика и слепого пса. В голове у Сянь-е с лязгом распахнулась дверь – он все понял.

Сянь-е рассмеялся.

Сянь-е смеялся впервые с тех пор, как люди ушли из деревни, его старый смех сипел и крошился, как поджаренные на слабом огне бобы. Говорит: умори ты голодом хоть небо, хоть землю, а Сянь-е просто так не возьмешь!

Старик повел слепого пса мимо застывшей от страха стаи и сказал: Слепыш, знаешь, где спрятано все зерно? А я знаю, Сянь-е знает!

Той же ночью Сянь-е раскопал на склоне три крысиных норы и достал оттуда целый шэн[8] кукурузных зерен. До полуночи он дремал под навесом, а когда луна разлила по земле густой свет, оставил Слепыша у самодельного забора сторожить кукурузный росток, а сам отправился на поле, где накануне не смог выкопать ни одного зерна. Уселся посередине, затаил дыхание и стал ждать. Целый час было тихо, а потом старик услышал возню и писк – крысы не то играли, не то дрались за еду. Сянь-е прижал ухо к земле и воткнул колышек на том месте, откуда доносился писк. Потом вернулся на поле с мотыгой, перекопал всю землю на три чи вокруг колышка и в самом деле нашел крысиную нору, она пряталась на глубине в один чи. А в ней лежала кукуруза – полчашки, а то и больше. Старик выгреб все до последнего зернышка, вместе с пометом, а потом отправился на другое поле и проделал там то же самое.

Долгое время дни Сянь-е проходили в трудах и заботах. Рано утром он просыпался и шел к деревенскому колодцу отжимать тюфяк, затем возвращался на поле завтракать, а после завтрака садился выбирать крысиный помет из зерен. Сянь-е складывал помет в отдельную чашку, и когда она наполнялась до половины, закапывал ее содержимое под кукурузой. После обеда обязательно было поспать, и хотя солнечные лучи прорывались сквозь навес, деревянная лежанка спасала от жара, которым дышала земля. В иные дни лежанку обдувало прохладным ветерком, и старик крепко засыпал, а когда просыпался, алое солнце уже уходило за горы. Сянь-е снова шел к деревенскому колодцу, отжимал с тюфяка полведра воды, и наступала темнота. Поужинав, старик и пес подсаживались к кукурузе, слушали тишину и дышали прохладой. Сянь-е задавал псу и кукурузе вопросы, которые занимали его больше других, например, почему пшеница и кукуруза всегда выпускают только по одному листу? Пес и кукуруза беспомощно молчали, не зная ответа, а старик закуривал трубку, крепко затягивался и говорил: ну, давайте я вам растолкую. Кукуруза с пшеницей растут в поле, потому и листья выпускают по одному. Они же злаки. А коли ты не злак, а дерево, то и листья, будь добр, выпускай по две штуки за раз. В иные ночи, когда в поле шелестел ветерок, вопросы старика становились еще мудреней. Говорит однажды: вот послушайте, в деревне нашей как-то гостил один ученый – староста покойник тогда еще жив был. Ученый этот рассказывал, будто земля наша вертится, сделает круг – и день проходит. Вот и скажите, разве не глупости? Если она вертится, отчего же мы по ночам с кроватей не валимся? И отчего вода из чанов да из колодцев не выплескивается? И отчего люди ходят головами к небу и не падают? Говорит: ученый тот объяснял, будто бы земля нас притягивает, потому мы и не валимся с кроватей, но сами посудите, если бы земля нас притягивала, мы бы и шагу ступить не могли – ноги-то к дороге притянуты! За этими мудреными рассуждениями старик сделался торжественным и серьезным, даже о трубке позабыл. А в конце, растолковав псу и кукурузе все загадки, огорченно повалился навзничь, подставил лицо лунному свету и проговорил: я не стал выводить его на чистую воду. Тот ученый прожил в деревне три дня, а я ни разу не подошел к нему с вопросом. Боялся, что он не сможет ответить, опозорит себя перед всей деревней. Ученостью он зарабатывал себе на жизнь, не мог же я пустить его по миру.