И тут меня прорвало.

– Стой! Я велю тебе говорить, ведьма!

Алевтина серьезно и грустно посмотрела мне в глаза.

– Ты не можешь мне приказывать, глупая девочка. Ты сильная, да, но для этого твоей силы пока недостаточно. Я тебя не боюсь, но я больше не могу говорить. Он не даст. Я дала ему клятву, что встречу тебя в первом круге Нави, помогу вылечить раны, помогу выйти. Кстати, ты помнишь, как попала сюда?

– Запах, цветы, флоксы…

– Верно, молодец! Ты потомственный некромант, твой ключ к первому кругу Нави – именно запах и воля, которая помогает пойти.

– Почему флоксы?

– Это лишь один из твоих ключей, будут и другие. Но пока это именно флоксы. Это цветы, предки которых выросли на крови твоих предков. На месте, где когда-то был убит в двух мирах один твой очень дальний родственник. Всё, уходи! – она подняла меня за локоток здоровой руки со стула, развернула лицом к двери и начала легонько, но настойчиво подталкивать в спину.

– Погоди! – я была уже у самой двери, ведущей на улицу, – я смогу вернуться сюда?

– В любое время.

– Но я же в Москве, это огромное расстояние!

– Через Навь пойдешь. Может, ещё увидимся, – и ведьма с силой толкнула меня за порог своего дома, на улицу. Толчок был такой мощный, что я упала на землю, едва успев выставить вперед ладони и… проснулась лицом в подушке.

Темнота и тишина. Лишь полоска света под дверью да едва различимый голос подруги. Улавливаю только обрывки слов, но по ним можно понять, что занятие близится к концу. Голова тяжелая, хотя в комнате прохладно. Сон? Дурь какая-то… Рука, укушенная во сне, плохо слушалась, пальцы не гнулись. Ну конечно, заснула на ней и отлежала до непотребного состояния. Я встала, прогнулась, похрустев костями, и тихо побрела на кухню.

Натка как раз закончила урок. Уже шумел, перегоняя пузырьки в прозрачном брюшке, включенный электрический чайник. На столе стояла стопка блинов, а чёрная кошка разлеглась на моем стуле, сыто жмурясь и поочередно то втягивая, то выпуская когти.

– Выспалась? – довольная окончанием рабочего дня подруга живо раскладывала тарелки, чашки и ложки.

– Ага.

Я осмотрелась. Всё нормально. Москва. Вечер. Тянет из приоткрытого окна холодным осенним ветром, зажигаются в соседних домах прямоугольники окон, визжат тормоза пропустившей поворот машины.

– Я долго спала?

– Часа полтора, – Натка закрыла окно. – Замотали тебя, подруга. Кофе выпьешь?

– Нет, Наташ, поеду я. Дела дома.

– Тогда чай свой забери, я это не пью, – и подруга торжественно вручила мне очень знакомую, ещё теплую пластиковую бутыль с тёмным напитком.

Мысли у меня по дороге домой были самые дурацкие. То думалось, что всё это было во сне, то казалось, что не во сне. Дома действительно ждали дела, и вечер понемногу вошел в обычное русло. А потом была самая обычная ночь, без снов.

И когда я засыпала, где-то внутри тихим ручейком в подсознание вливалась уверенность, что я вернусь. Туда, в первый круг Нави. Как только решусь и захочу. И как только проникнет в сознание терпкий запах флоксов.

Есть у людей такая особенность: верить и одновременно не верить снам. Человек – это вообще существо, как правило, находящееся в постоянном сомнении, что выбрать. Свобода выбора была дана людям от Бога. И поэтому у человека обычно есть ощущение свободы. При том зачастую выбор есть во всем, даже в мелочи. Людям кажется, что они сами определяют свой путь. Есть ли на завтрак полезную овсянку или вредные жирные сосиски, пробежать ли утром вокруг дома или понежиться еще полчасика под одеялом, пойти с работы домой к жене или завернуть в кафе вон с той классной девочкой из соседнего отдела, которая давно уже призывно улыбается при встрече и в то же время скромно опускает глаза. Тоже выбирает. Между тобой, таким красивым, но женатым и не очень-то обеспеченным, и Валерием Семеновичем, толстым её начальником, который погладил её сегодня по крепкой красивой попе. И людям кажется, что, делая таким образом выбор, они сами определяют свою судьбу. Хотя большая часть из них не ведает, куда идёт.